Дети белых ночей
Шрифт:
Вчера вечером они довели клиента до кабаре «Тройка». Вслед за Норвежцем вошел Скворцов, имевший в заведении своего человека, который должен был организовать столик в непосредственной близости к объекту. Елагин остался на улице – осмотреться, освежить в памяти обстоятельства места, входы-выходы из кабаре на Загородный проспект и в переулок.
Елагинская экскурсия по задворкам кабаре не заняла и десяти минут, когда шум, донесшийся во двор-колодец с улицы, привлек внимание чекиста. Он тут же поспешил на звук.
Высокую спортивную фигуру Скворцова он узнал мгновенно. Напарник преследовал
Дистанция практически не сокращалась, преследуемым явно не хотелось быть настигнутыми, а спортивный Скворцов и пожилой Елагин...
Короче – Лешка, увлеченный преследованием, не видел напарника. И судя по всему, решил полагаться только на собственные силы. Противник уходил. Беглецы почти достигли набережной Фонтанки, когда Скворцов громко – Елагин четко слышал каждое слово – приказал им остановиться и сделал предупредительный выстрел.
Преследуемые остановились, и Алексей, опустив руку с пистолетом, пошел по направлению к незнакомцам. Елагин старался бежать быстрее. Внезапно, один за другим, в ночной тишине ленинградского переулка раздались три выстрела. Лешка Скворцов, широко откинув сжимавшую пистолет руку, медленно оседал на корявый асфальт переулка. А стрелявшие моментально скрылись за угловым, выходящим на набережную домом.
– Скворцов убит?
– Нет,– Елагин с досадой ударил кулаком по столу,– тяжело ранен, в реанимации. Но вот Норвежец...
– Это он стрелял в Алексея?
Пожилой чекист отрицательно покачал головой:
– Нет. Норвежец убит. Пырнули заточкой.
– Кто пырнул? – Изумление Гладышева, по-детски непосредственное, несколько разрядило обстановку в кабинете.
– Видно, эти гады.
– Это с ними он встречался в «Тройке»?
– В том-то и дело, что нет. В кабаре он встречался со знаменитым Дахьей. Слыхал про такого?
– Да так, вскользь.
– То-то и оно, что вскользь. Слишком уж этот персонаж деловой да скользкий. Утверждает, что связывали его с Норвежцем исключительно торговые и комиссионные интересы. И пока Алексей в реанимации – мы, как слепые котята, можем двигаться только наобум.
– А как же свидетели? Нельзя же зарезать человека прямо в зале – и никто ничего не видел и не слышал!
– Если бы молодость знала...– сокрушенно проговорил Елагин.– Можно, Андрюша, еще как можно. Там, на галерейке, и интим буржуйский, и – «дым табачный, в туманы сдвинутый», сплошной угар НЭПа. Неужели не бывал никогда?
Гладышев смущенно признался:
– С каких? Так, когда в Техноложке учился, слышал что-то...
– Ладно, отвлекаемся. Неоспоримый факт – Скворцов пошел за этими двоими, потому что именно они убили Норвежца. А вот почему и отчего – знает только Алексей.
– Он тяжело ранен?
– Тяжелее некуда – все три пули в грудь. Операцию сделали, но состояние нестабильное.
– Да и я еще прокололся!
– Бог с ним, с проколом твоим. Смотри, какая тут картинка вырисовывается: был иностранный агент по кличке Норвежец, была английская подданная Джейн Болтон. Уверенности в существующей между ними связи не было,
– Ночь,– машинально буркнул Андрей.
– Да ты не только артист, ты еще и поэт! Ладно, будь по-твоему. В одну прекрасную ночь Норвежца убивают, а мисс Болтон исчезает бесследно. Вас, коллеги, эти факты не наводят на определенные размышления? Кстати, познакомьтесь: Андрей Гладышев, самый молодой и подающий надежды участник группы генерала Ивлева! Прошу любить юношу и жаловать!
Незнакомцы по очереди пожали Андрею руку, коротко представляясь:
– Смирнов, Терещенко, Драгомиров...
– А теперь, товарищи, приступим к составлению плана!
* * *
В Стране Советов, как известно, все работы хороши, только выбирай! Даже вырядившись уборщицей, Джейн не числила Владимира Маяковского среди своих любимых поэтов, но признавала за носастым и глазастым великаном право считаться неординарным культурным явлением континентального масштаба.
Неизвестно, о чем размышляют ранним утром ленинградские дворничихи и технички, спешащие прибрать на закрепленных за ними территориях мусор и навести сангигиенический глянец. Наверное, о многом и разном. Но Джейн, целеустремленно удалявшаяся от педагогического общежития, явно отличалась от них своим душевным настроем.
Прекрасно ориентируясь в историческом центре, она смело пользовалась системой проходных дворов и проходных подъездов, сосредоточенно неся атрибуты своей мнимой профессии – гулкое ведро и швабру. Со стороны все выглядело убедительно – проживающая неподалеку от места работы уборщица закончила утреннюю уборку и возвращается домой.
А вот мысли скромной труженицы были сокрыты от спешащих на работу ленинградцев.
Конечная цель ее маршрута находилась на четвертом этаже огромного старого дома на Пушкинской улице. Но Джейн не была полностью уверена в том, что известный только ей и Арчибальду контакт еще существует. Слишком много времени прошло с той поры, когда глубоко законспирированный «СТ-30» выходил в последний раз на связь с центром.
Именно поэтому, от неуверенности, Джейн предпочла сосредоточиться на личности великого пролетарского поэта и его творчестве. Переходы между улицами Плеханова и Ломоносова она посвятила уже упомянутому стихотворению про «все работы», а также знаменитому «Крошкасын к отцу пришел». За Пятью углами ее цепкая память воспроизвела пронзительные начальные строфы «Лапок елок, лапок, лапушек», а в узком каньоне Коломенской, вернее, на водоразделе Кузнечного переулка, в непосредственной близости от цели путешествия,– полный текст «Хорошего отношения к лошадям».
Ископаемый лифт, весь в зеркалах, доставил девушку на четвертый этаж. Массивные темные двери. Бронзовая табличка: «Профессор консерватории Николай Александрович Инге». Джейн решительно протянула руку к темному бронзовому рычажку поворотного звонка.
Через недолгое время из-за двери раздался приглушенный голос молодой женщины:
– Вам кого?
– Простите,– Джейн была абсолютно спокойна, ни тени акцента,– могу ли я видеть профессора Инге?
Загремели засовы и замки, старинная дверь отворилась медленно и важно, как замковые ворота.