Дети бездны
Шрифт:
— А кто я? — спросила тихо. — Животное?
— Пыф! Нет!
— А кто?! Растение?!
— Да почему?
— Если не человек и не животное, то растение! Что у вас со здравомыслием, граф?!
— Проблемы, — признался. — С тех пор как с вами познакомился. Вы между животными и человеком, вы грили.
— Кто? — скривилась в попытке понять и вспомнить, что это за существо. Но трудно вспомнить, когда не знаешь.
— Химера, — процедил граф и поднялся. — Нам пора.
Но Диана не услышала. Она осела с застывшим взглядом.
Химеры у нее ассоциировались с одним существом — с бесом. Выходит она бес? О Боже!
Девушка сначала окаменела, а потом расплылась мутным пятном по комнате.
Граф скрипнул зубами и, вскинув руку, проворчал что-то в пятно. С потолка тут же полился дождь, прибивая облачко к полу. Диана шлепнулась на половик и, тряхнув мокрыми волосами, уставилась на мужчину.
— Вы!!…
А что собственно он? А она?
— Я даю вам пять минут, миледи, чтобы прийти в себя, — заявил без обиняков и вышел, чтобы подготовить лошадей.
Девушка так и осталась сидеть в луже, оглядывая мокрый пол, мокрую постель. В голове билось лишь одно — она бес. Это объясняло все ее странности, но так же и лишало всяческой надежды. И было немудрено, что Ферна посмеялся над ее идеей отправиться в монастырь — бес в святой обители, это нечто.
Теперь у нее не было выбора, теперь она должна была идти со "своим" к "своим".
Но даже встать на ноги сил не было. Сказанное графом раздавило ее.
Граф поправил подпругу, обернулся, чтобы пойти за девушкой и оказался нос к носу с Ноем. Взгляд Ферна тут же стал холодным, тяжелым от осуждения и презрения. Ной смутился и отвел взгляд:
— Я связался с братом. Думаю, к вечеру Монтрей уже будет знать о ваших трудностях.
Взгляд Ферна смягчился.
— Ты был прав, в горе своем я забыл, кем являюсь. Возможно, Хозяин Вселенной наказывает меня за отступничество много лет назад.
Мужчина повернулся и поплелся склонив голову к лавке во дворе. Он потерял все: уехал с родины, вышел из братства, забыл, кто он, принял другие законы, другую жизнь и вот она расплата. Та, ради которой он бросил все и всех, оказалась недостойной женщиной, а их дочь, полукровка, готовится к аутодафе, потому что должна заплатить за грехи отца, потому что из-за него не нужна ни здесь, ни там.
Ферна постоял и подошел к другу, сел рядом:
— Как ты мыслишь мою помощь?
Ной вскинул голову. В глазах зажглась надежда.
— Ты поможешь?
Сантьяго помолчал и нехотя ответил:
— Своих не бросаем. Забыл?
Даретта вошла за занавеску и сложив руки на животе, молча уставилась на сидящую на полу, мокрую как и половик девушку. В ее взгляде жила ненависть, презрение, тоска, она ничего не видела, кроме своего горя. У Дианы мурашки по телу прошли от ее взгляда, от того жгучего, тягостного ощущения, что рождала женщина одним своим видом. От одежды Дианы пошел белесый дымок, за какую-то минуту она высохла.
Женщина не пошевелилась, она продолжала давить, уничтожать взглядом:
"Ты, твой дружок — нечисть. Вы исчадие ада, но вы живы и на свободе. А моя дочь, ангел воплоти, томиться в застенке, ее мучают за один лишь грех, за то что она дочь такого же как вы. Это несправедливо. Это вы должны взойти на костер".
Диана поежилась. Она не слышала мысли женщины, но не сомневалась в том, что поняла по взгляду, что ощутила. Волна исходящая от Даретты была слишком явной, чтобы спутаться и принять одно за другое.
— Мы не сделали вам ничего плохого. Я понятия не имею, что приключилось с вашей дочерью, но искренне сочувствую.
Взгляд женщины вспыхнул и Диана явственно поняла, что она проверяла ее. И убедилась, что права — нормальные люди не слышат мыслей, не знают, о чем думают другие.
Диана невольно лишила Даретту колебаний. И ее решение было не в пользу гостей.
Женщина молча вышла, а у девушки не осталось сомнений — на них донесут. Сантьяго был прав — нужно уезжать отсюда как можно быстрей.
Она выскочила во двор и остановилась, увидев спокойно беседующих мужчин. Подошла, уже зная, что одному их них не сообщит новости:
— Даретта донесет на нас святым отцам.
Сантьяго нахмурился: что за блажь?
Ной вздохнул, опустил голову:
— Не беспокойтесь, я остановлю ее.
— Как?
Мужчина уставился на девушку: странный вопрос. Пожал плечами:
— Обычно. Она заснет и проспит два дня. Этого времени хватит.
— Для чего?
— Мы остаемся, — сказал Сантьяго. — Ною нужна помощь.
— Я знаю, что-то случилось с его дочерью.
— Даретта сказала? — удивился кузнец.
— Не совсем сказала.
Ферна хмыкнул: а девочка растет. Что ж, к лучшему. Надо было сразу сказать кто она, тогда возможно, они избежали бы многих неприятностей, и он не чувствовал бы себя настолько утомленным ее глупыми вопросами и идеями.
Больше не стоит ничего скрывать от Дианы.
— Завтра утром Лаветту, дочь Ноя, сожгут на площади всех святых.
— За что?
— Догадайтесь сами, миледи.
— Она такая же, как мы.
— Точно. Радует "мы". Наконец-то.
— Что она сожгла? — спросила у Ноя. Тот чуть удивился, развел руками:
— Ничего.
— Затопила?
— Нет.
— Тогда за что ее взяла инквизиция?
— За жизнь другого. Ее любимый выкупил свою жизнь, отдав святым отцам жизнь Лаветты. Нормально для здешнего общества. Она полюбила чужака, а что можно было иного ждать от него? — криво усмехнулся Сантьяго, со значением глядя в глаза Дианы. — Опоздай я, вас бы тоже спалили на костре с молитвой святым и Господу. Ваш любимый, как его там?