Дети бездны
Шрифт:
Куда, зачем?
Диана отвернулась и тут же волк схватил ее зубами за рукав, потянул. Обошел, не видя реакции, носом в лицо начал тыкать и кивать в сторону.
"Да что ж тебе надо?" — застонала девушка. С трудом села и увидела волка в шаге от нее — ждет. А чего?
"Не могу я встать".
"Идем" — его глаза, как единственные ориентиры, как нечто большее, чем приказ. И Диана встала не понимая и не задумываясь как, шатаясь и оббивая плечами стволы сосен побрела за зверем в полной прострации. Ног она не чувствовала, а вот камни под ними — да. Задуматься — как такое может быть? Но мыслей не было. Ее что-то вело, что-то заставляло идти без раздумий, и это же удерживало тело от падения. Это был не волк, ни необходимость, ни отчаянье, а что-то внутри нее огромное и властное, не знающее ни жалости, ни сострадания, ни целей, понятных человеку.
Она просто брела ведомая этим неизвестным ей, но подавляющим и поглощающим любые эмоции чувством, не за волком, а чем-то столь же великим, как и то, что ею двигало.
Пару раз она падала, долго лежала, не понимая, где она и кто, и вновь поднималась, шла. Оседала на камни без чувств, сил и вновь вставала, будто по приказу поднятый с постели воин. Ноги скользили по камням, запинались о них и сами о себя и в конце концов отказали совсем — девушка осела у валуна, чудом не разбив голову.
То ли солнце ослепило ее после внезапно пропавшего тумана, то ли разум помутился, но она явственно увидела, как волк начал увеличиваться в размерах, словно надуваясь и вот что-то сверкнуло, лишая на миг зрения, и на месте волка оказался Сантьяго. Он был ранен и растрепан — колет потерян, а рубаха вспорота и окровавлена на плече. Но за ним виднелась рукоять меча с ослепительным камнем.
Диане показалось, что все это ей мерещится. Она закрыла глаза и вновь открыла — нет, мужчина шел к ней, тяжело ступая. Опустился рядом на колени. Оглядел с печалью и прошептал:
— Нужно идти.
"Не могу"
— Надо.
"К твоему упырю? Будь ты проклят, пес!"
Ферна в упор с прищуром уставился на нее:
— Понятно, Лайош обработал уже, — протянул. И без слов подхватил девушку на руки, понес вниз.
Она смотрела на плывущие в небе облака и кляла себя за безответность, бессилие. С ней что-то случилось, но что и в какой момент она не знала, она лишь понимала, что больше не может идти, даже просто шевелиться. И сопротивляться не может, и думать и что-то придумывать, разбираться, решать. И все равно ей свой или чужой, к своим ли идти, к чужим. Она будто умерла, а мертвым все едино.
— Это я виноват, — прошептал Сантьяго с тоской поглядывая на девушку. — Потерпи, потерпи, — просил, но ее ли, себя?
Диана чувствовала, что он на пределе, вымотан, ранен, смертельно устал и все же шел, нес ее и находил силы умолять, виниться.
Может он оборотень, но в вялости мыслей, что накрыла девушку, ей было все равно кто чем от кого отличается. Привычные чувства, эмоции ушли, уступив место чем-то более бледному, но более сильному и вера в том была не требующей доказательств, подтверждений. Она была и все. Как солнце, как этот воздух.
В этом состоянии девушка была рада видеть Сантьяго и не хотела знать кто он, кому служит, к кому ее несет, у кого украл. Он был единственно родным и понятным.
Но слышанное от Корса не сотрешь, увиденное — не забудешь.
— Ненавижу, — выдавила с трудом, давая понять Ферна, что все знает и его усилия тщетны.
— Пожалуйста, — ответил тот тихо, равнодушно, через паузу.
— Упырь… слуга упыря…
Мужчина молчал, шел с трудом передвигая ноги по камням. Диана чувствовала, что он слабеет, непонятным образом чувствовала, что ему плохо, что болит рана и ноет душа, но девушка упорно противилась чувству сродства с ним, бунтовала против жалости к слуге убийцы, к нечисти, к грязному оборотню.
— Ненавижу… Будь ты… будьте вы…
И подавилась словами, поплыла.
Граф осел на колени, обнял ее, крепко сжав:
— Не уходи, только не уходи! Вини, ненавидь… Ты права, я виноват — ливень почти убил тебя, я знал, что так и случится.
Диана без сил уткнулась носом ему в лечо, смотрела перед собой на корявую сосенку, растущую на камнях и слушала графа, а как будто слышала себя.
— Я не мог иначе, пойми. Корса бы не отпустил тебя. Я виноват, Диана, не предусмотрел, оставил тебя одну. Прости. Ты придешь в себя. Доберемся до лошадей, напьешься меда и восстановишься, легче станет.
"Ты ранен".
— Ерунда.
— Как там… Лаветта?…
— Вытащили.
— Ной?…
— С ней. Все хорошо.
"Ты ранен"
— Всего не предусмотришь.
— Я знаю… кто ты… кто Монтрей.
Сантьяго накрыл ее макушку ладонью, прижался щекой к щеке:
— Понял, — прошептал. — Не говори ничего и я не буду. Дойдем и там поговорим.
Девушка сморщилась, в глазах непривычно защипало, из горла вырвался всхлип.
Как же он может быть таким нежным, заботливым и при этом служить убийце ее матери, везти ее не к отцу, а к врагу?!
— Если… я прокляну… не делай этого.
Мужчина помолчал и вновь поднял ее на руки, упрямо зашагал вперед.
"Хочешь, я стану твоей женой?"
"Нет!" — скрипнул зубами.
"Почему? Почему?! Ты привязан ко мне, как и я к тебе!"
"Да".
"Тогда как ты можешь везти меня к своему лорду?!"
"Ты его жена, ты его судьба".
"Нет! Ненавижу!!"
Девушку выгнуло и оба полетели на камни, скатились по насыпи и замерли лежа лицом друг к другу.
— Глупая, — тяжело дыша, просипел Сантьяго.
— Дурак, — парировала Диана через силу. Падение лишило ее последних сил, глаза сами закрылись.
Ей казалось, что она парит над цветочной поляной, купается в солнечном свете и ароматах душицы, мяты, ромашки, колокольчиков. Ей было так легко и хорошо, что она невольно смеялась, протягивая руки к небу и солнцу. Вот только шмель жужжал и жужжал над ухом:
— Диана? Диана!
Девушка открыл глаза и хмуро уставилась на "шмеля" — ну, конечно, кто еще может залезть даже в ее сон, кто может превратиться и в насекомое, только чтобы испортить прелесть существования? Сантьяго!
Однако высказаться она не смогла — духмяный запах меда сбил с мысли, губы сами потянулись к предложенному питью. Пара глотков и девушка почувствовала, как к ней возвращается жизнь, проясняется в голове и тело начинает слушаться.
Сантьяго тоже сделал пару глотков и сев рядом с девушкой, начал осматривать свою рану. Она была ужасна и Диана не понимала, как мужчина смог дотащить ее до лошадей имея такое ранение. Другой бы давно пал замертво!
— Ничего, — улыбнулся, заметив встревоженный взгляд спутницы. — До свадьбы заживет.