Дети бездны
Шрифт:
— Вторая?
Диана схватилась за горло и сползла на мох по стволу сосны:
— Вторая жена?!
— Ну. Химера истинна. Гордячка. Эка себе на уме, фифа. Хороша, нечё сказать, токмо норов заносчив больно. Шибко ей все не по так да не по этак было. А хотелось всего и поболе. Главно, чтоб оборотень-то блахадарен ей был, что осчастливила, значится его, женой согласившись стать. С самого началу не сладились они с твоим-то. Оно ясно было — хто она, хто он? А? О! А Дэйну стерпеть понукание никак не можно, нутра у его забористая да вольная. Накинь вона на сову узду-то? Ага, как же ж.
— Умерла?
— Хто, сова?!
— Жена.
— Чёй- ить? — вытаращило глаза дерево. — Ушла. Кинула Дэйна. Она ж грили, не почести ей в логове оборотней жить. В обчестве вишь, приличном не покажись, позорищааа, манеры ж у их не те, смотрят не так, дышуть не этак. Погневалась тута на свою жизню сгубленную, попалила как ты лесов — то и сбёгла, но опосля как кровушки из Дэйна попила. Ох, хороводила, как его терпежу на почитай полгода хватило? Ан, все едино не сдержался — сбег как заяц от лисы. О, как! Но грят, порвал ее шибко, потому сбег. Видать спужался, что вовсе сгубит. А третья ничё, прилична женчина, хоть и человечья, ага.
Диана зажмурилась, потерявшись: третья?!!!
— Токмо боязлива была страсть. Видно потому и помёрла. Не сдержалось сердечко. Людишки-то шибко слабы для нашего миру, не кажный обвыкаетси. Ай, чё о ей — что была, что не была. Из замку носа не казала. А ты гляжу по крепче её будешь, хотя боязлива, ага. С непривычки видать, да? Чую запах от тя еще людской идёть. А кровь-то сильная у тебя, грили маститая. А! Слышь, а ты чья будешь? Чёй-то не пойму, — прищурилась.
— Я?… Не важно, — отмахнулась, пытаясь сесть, но ее все набок заваливало, тело от известий неожиданных подчиняться отказывалось.
— Ааа, нууу… Ну, хошь, так молчи, мне все едино кто в родне у тя. Мне ж главно девонька что? Согласье меж нами.
— Я не специально, — заверила девушка.
— А. С расстройству, да? Нууу, быват. Ага. Только ты энто, боле в лесу не расстраивайся, ладно?
— Постараюсь, — кивнула, вздохнув. В голове одно было — три жены Дэйна. Она четвертая. И, наверное, самая ненужная.
— Ага, во-во, старайся, а за то у нас с тобой мир да гладь будет. Я ж чё помочь завсегда рада. Мне что главное — поряядооок. А то и мне мед и тебе радость. Ты ж тапереча хозяйка здешняя и все у тя ладком должно быть. А я пособлю. Где надо пригляжу, где чё — подскажу…
— Дэйн где? — встрепенулась Диана.
— Эк, ты! — округлила глаза жрица. — Нужля сбег уже? Ох, пострел. Ну, крепись, чего тут, не от тебя первой текаить. Он существо вольное.
— А я рабыня по-вашему? — уставилась на нее горящим взглядом. Сколько можно терпеть оскорбления?
Дерево смолкло, пошамкало губами, изучая девушку:
— Н-даа. Так не в обиду я, — притихло.
Диана развернулась и пошла обратно, к лошадям:
— Поговорили.
— Так ты это — уговор! — бросила ей в спину Звенильда.
— Я слово дала. Поймите, я не нарочно, само выходит.
— Да?
Сучковатая ветка вцепилась в плечо девушки, развернула обратно к жрице:
— Ты штоль силушкой володеть еще не обучена? Средь людёв долгонько жила?
— Неделя, как из того мира.
— Ааа, вон оно чего, — задумалась и выдала. — Ладноть, вижу не плоха ты нутром, а что неопытна, так с дитёв больно не спросишь. Скидку дам, вот моё слово. И еже ли чего забалують мои, аль обидять, обращайся. Разберуся.
— Спасибо. И простите, если что не так. Не со зла это и без умысла.
Жрица растерялась: ишь ты, грили как с ней? Со всем, значиться, уважением, абы ровня она госпоже ей-ной из высшей касты. От, дела!
Ну и дурень, Дэйн еже ли сбёг! Дурында, однако, стоеросова! Настояща!
— Ну… не робей, ага. Иди уж.
Ветками махнула и перед Дианой как по волшебству расступились деревья, из-под ног как змеи в стороны расползлись коряги, вздыбленные корни. Тут же стало видно все вокруг: воинов, лошадей, Сантьяго бродящего с хмурым видом на опушке, шпиль замковой башни вдалеке.
— Слышь? — склонилась к ней жрица. — Еже ли заскучаешь, али посплетничать захотишь, приходь, завсегда рада тебе буду. Ага.
— Спасибо, — улыбнулась девушка. Хоть одна радость в этот беспросветный день — с хозяйкой лесной подружилась.
Может и обычная она кикимора, но бабушка забавная, добрая.
Диана потянулась и клюнула ее в крючковатый отросток на "лице":
— Спасибо.
— Эт чё?! — отпрянула, ветками нос ощупала. И пятится, глаза на Диану тараща.
Деревья вновь завесой встали, скрывая свою госпожу, а Диану ветками легонько подтолкнули: иди уже.
Шантал ее первым увидел, подошел:
— Как свиделись?
— Нормально. Хорошая женщина, — и не останавливаясь к брату двинулась.
Шантал отстал от изумления: хорошая? Женщина? Это ему грили сказала?
Девушка к Сантьяго подошла, уставилась обвиняюще:
— Почему ты не сказал, что Дэйн уже был женат? Три раза!
Мужчина нахмурился:
— Я не думал, что это может иметь какое-то значение.
— О чем ты вообще думал? — качнув головой, всхлипнула Диана. Но не плакать ей хотелось — выть.
За спиной громыхнуло и девушка поспешила к лошади, чтобы убраться скорей из леса. А то не сдержится — горе натворит — спалит правда все в округе. А чем жители лесные в ее бедах виноваты?
Гости домой вернулись, а Звенильда все покой по лесу искала, бродила, молодость свою вспоминая. Вышла на опушку, села на бугорок, свистнула, лесовиков — помощников своих подзывая. Те выкатились шарами в пожухлых листьях, обступили госпожу:
— Чего?
— А ничего! Нову хозяйку берегчи и ото всяких неприятностев спасать!