Дети Богов
Шрифт:
Все еще страдающий от ноющего позвоночника Каро недобро взглянул на хромающего человека и только больше нахмурился, не понимая, как можно радоваться после гибели стольких невинных душ.
Юноша передвигался по затопленной низине с трудом и до этого, а получив обузу в виде еле держащегося на ногах тела, вовсе пополз не быстрее черепахи, отчаянно стараясь удержать равновесие. Ко времени, когда он вернулся к собратьям, сориентировавшись на местности благодаря спасенному жителю, измученная пятерка Героев уже возвратилась с холма. Икарос усадил мужчину у дерева,
— Каро! — Промокшая насквозь Аретуса упала на колени рядом с любимым, принявшись осматривать его. — Твои руки!
— Я в порядке, лишь немного устал. — Промерзший и изможденный, он не соображал, о чем говорит. — Самую малость устал. Мои люди, их необходимо спасти! — Бредящий Фило вдруг начал подниматься, но Рета легким движением остановила его, уложив обратно. — Отец, Иасон. А Посейдон? Посейдон покровитель. Никто не должен узнать, никто! Зевс враг, обесчестил! Отец?
По щекам Реты потекли слезы, и она принялась обрабатывать раны Икароса, предотвращая заражение крови — в грязной воде плавало немерено заразы.
Димостэнис упивался жидкостью из бурдюка и понемногу приходил в себя. Он бегал ярко-голубыми глазами из стороны в сторону, наблюдая за искалеченными подопечными, плачущими навзрыд жителями Гипто и валящимися с ног товарищами. Несмотря на сохраненные сегодня человеческие жизни, Герой был крайне огорчен. Подойдя к Пилипу, все еще шатающийся Остэн привлек к себе внимание молодежи.
— Я хочу, чтобы вы запомнили, к чему приводит непослушание. — Он указал на скулящего юношу, заработавшего от жесткого столкновения с деревом многочисленные трещины ребер, перелом лучевой кости, свернутый набок нос и глубокие раны по всему телу. — Только что Пилип лишился возможности пройти инициацию в этом году из-за неуместной самоуверенности и нарушения приказа. Если он не восстановится вовсе, то его метка станет не источником могущества, а всего лишь напоминанием об опрометчивом поступке. Понимаете, к чему я веду?
— Благодаря нам живы люди! — Кризаор высказался за себя и собратьев.
— Неоправданный риск, — отрезал Галанис. — Единственное, что могло позволить поселению сдюжить потоп и простоять чуть дольше — это восстановление работы плотины, пусть даже частично и косвенно. Люд был бы также вызволен из заваленных бревнами домов, но без возможных новых жертв. Я рассчитывал на благоразумие и потому очень разочарован в некоторых из вас. Отныне любой, кто ослушается приказа, незамедлительно поедет домой.
— Кириос[57], а нам как быть? — Сгорбленная женщина преклонного возраста смотрела на Остэна снизу вверх, как маленький ребенок смотрит на своего громадного папу.
— Я пошлю весть в столицу. Эту ночь вам придется провести либо здесь, либо где-то у родных. В таверне, на крайний случай. Я сожалею о вашей утрате и по возвращению в Триану самолично настою на предоставлении всем пострадавшим дарового жилья.
— Само благородие изрекает слова из этих чудесных уст! Спасибо, безмерная вам благодарность!
[57 - В данном случае означает «уважаемый».]
После
Аминтас
Резвая желтогрудая птица спикировала на перевернутую лодку и с интересом принялась изучать необычных существ, переминаясь с ноги на ногу и не издавая ни звука.
— Аминтас. — Хейдс подошел к простоявшему всю ночь в дозоре наварху со спины и коснулся его плеча.
— Да? — обернулся тот с предельно озадаченным лицом.
— Уже утро.
— И что?
— Вы собирались обдумать план при солнечном свете. Какие будут указания?
— Будите людей. — Амин очнулся то ли от дремы, то ли от собственных мыслей и лишь сейчас осознал, чего от него хотят. — Вы достали бочки с продовольствием, которые прибило к берегу?
— Всего-навсего две, но на поверхности воды, чуть поодаль, плавает еще несколько.
— Прекрасно. Завтракаем в темпе и готовимся в дорогу.
— Пойдут все? — уточнил мужчина с короткой бородкой. — Оставим лагерь без присмотра?
— Делить потерявший в количестве отряд на части без острой необходимости кажется мне слишком опрометчивым решением.
Смертоносный и таинственный океан вчера преобразился в дружелюбное и невинное море сегодня: безмятежная гладь умалчивала о таящихся на темном дне останках лучших кораблей Афемеона, а умиротворяющие звуки разбивающихся о берег волн заставляли забыться, напрочь лишая Смотрящих возможности выудить из памяти вчерашнее кровавое побоище близ острова. Единственное, что выдавало хитрую стихию — не желающие тонуть обгорелые обломки, что постепенно выбрасывало на сушу.
Несмотря на изменившееся с бурного на благосклонное настроение природы, пугающая неестественность последней не исчезла и прослеживалась до сих пор: парящие над лагерем чайки ловко хватали мелководную морскую рыбу и клевали ее наряду с валяющимися на земле кусочками плоти погибших монстров и людей, при этом не издавая ни единого привычного пронзительно-хриплого свиста. Аминтаса передернуло, и он поспешил умыться ледяной водицей — на облизнувшем обветренные губы языке остался отчетливый привкус соли.
Откупорив промокшие, но не пропустившие влагу внутрь бочки, отряд расселся кто куда и налетел на небогатую, однако для проголодавшихся воинов горячо желанную еду. На корабль подняли полезные сухари, соленья, разнообразные сыры, вяленые мясо и рыбу, оливковое масло, питьевую воду и немного сладкого вина. Из сохранившихся после пожара запасов одних продуктов осталось больше, других меньше, но товарищи поделили завтрак между собой по справедливости, сохранив остатки продовольствия на вечер и следующий день.