Дети Гамельна. Ярчуки
Шрифт:
А как иначе? В легенду ли, в песню ли, или в иное бессмертье, только так, с пробитым пулей сердцем или срубленной башкою лыцарей допускают. С самых древнейших времен тот порядок заведен и никому его не отменить.
Но бывают и иные смерти. Незнаменитые. Сойдутся накоротке под лунном светом или в утреннем тумане безымянные тени, глухо перестукнут выстрелы, мелькнут клинки, кратко застонет кто-то с распоротым брюхом. И вновь пуста дорога. Ни могилы, ни песни, ни гордых имен, те гибели после себя не оставят. Земля, вода да беспамятство всё спрячет. Не подвигами тени заняты, а
***
Под никчемные философские рассуждения всадников стучали копыта лошадей – отряд миновал старый мост. Мелькнула вода под низкими позеленевшими сваями, пятна ленивой ряски и рогоз топких берегов. Склонились в поклонах селяне, отступившие на обочину, дабы благоразумно пропустить вооружённую кавалькаду. Низко гнули шеи старик с двумя козами, пара баб с вязанками хвороста. Козы непочтительно мемекнули вслед воинству. Мирославу захотелось молока, лучше, конечно, прохладного, из погреба. Годы своё берут – полдня в седле, а уже о всякой ерунде думается.
Отряд двигался двумя частями: наёмники впереди, войско, спешно собранное в монастыре, отстало. Хитрость невеликая, но на первый взгляд, десяток всадников и дюжина верховых поляков, сопровождавших повозку с двумя монахами, ничего общего, кроме общеизбранной дороги не имеют. Мирослав надежд на союзников не возлагал – два случайных шляхтича со слугами, да священнослужители, мало что могут в столь сложном деле. Но лучше такая помощь, чем вообще никакой. Почти наверняка отряд ждёт засада, и тогда лишний, пусть и неподготовленный человек может сыграть немалую роль. Пулю отвлечёт на себя, к примеру. Имелись и кое-какие задумки, пусть и предварительные. Сейчас главное прийти на место заранее, осмотреться без спешки.
Задумавшегося командира догнал всадник – Дмитро.
Мирослав сдержал раздражение – не напрасно ли взяли казака? Опять бледный и, очевидно, не в себе. Надо было при часовенке оставлять, что по дороге встретилась. С иконами вместе, которые капитан из костёла забрал. Чтобы сидел тихонько, и под ногами не путался. Жаль парня, видать, очень уж его гибель невесты перемяла…
— Что скажешь?
— Капитан, дозвольте к мосту вернуться.
— Что вдруг? Лягушек послушать или морду умыть?
— Привиделось, — признался Дмитро, кусая ус. – Та дивчина с хворостом…
— Похожа, что ли? – не особенно удивился капитан, как ни странно тоже запомнивший селянку – уж очень изящна. И вязанка неуместна, будто хворост ей в шутку сунули.
— Вовсе лицом не похожа, но как-то ковырнуло меня, что довольно таки похожа, — путано попытался объяснить Дмитро.
Мирослав придержал коня:
— Ты, охотник, очнись. Отплатил за невесту как мог, теперь делом занимайся и без всякой дури.
— Да пусть завернет по-быстрому, — ухмыльнулся подъехавший Литвин. – Трава у речушки мягка, девка недурна. Оно и полегчает.
— Сейчас разок в грызло и полегчает, — одернул болтуна капитан, слыша, как скрипит зубами казак.
От оставленного за спиной моста донесся странный звук – глухие быстрые удары, словно немаленький дятел на берегу
— Это еще что? – изумился Котодрал.
Долетел хруст ломающегося дерева…
— Ну-ка… — Мирослав спешно разворачивал коня.
***
Вернулись – у моста было пусто, но сама переправа весьма изменилась – середина настила просела в воду и расползлась. Ещё расходились круги и колыхался ковер ряски.
— Это как же? – растеряно спросил Йозеф. – С виду же крепкий был.
Всадники разделились, осматривая ближний берег – нашелся намёк на тропинку, но никаких особых следов. К переправе, между тем, подошел резерв – поляки с недоумением смотрели на просевший мост, один из ксёндзов восстав на повозке, из-под руки обозревал окрестности.
Глупо. Перебраться по покосившемуся мосту пешему человеку особого труда не составляло. Лошадям труднее, но их можно перевести и по воде – речушка не отличалась глубиной и бурностью течения. Но берег вязкий, лошади рискуют ногами, да и повозка там уж точно не пройдет.
Брод отыскался выше по реке. Времени потеряли порядком. Как нарочно – встреча назначена на вечер, было бы желательно приехать заранее и освоиться на месте. Теперь вряд ли удастся…
***
… — Вот застудишься и сопли потекут, — грозил Хома.
Хеленка жалобно морщилась – опять накатила на дивчину мертвенность, считай, вовсе лишила голоса. Оно и понятно – вокруг колдунов, что блох у шального кобеля на хвосте...
… Вышло недобро: приехали в этакий гадюшник, что и не опишешь. Ладно, вовкулака, но тот из приличных, из характерников. Те, народ, хоть и со странностями, но в деле полезны бывают. Но и Бледный, ведьмин знакомец, здесь ждал, и иные хари разбойного да колдунского характера. И место сомнительное: обширные развалины тянулись по склону холма до самой речушки – тут и старые остовы домов, почти ушедшие в землю, и новые, с остатками крыш. Торчала ближе к вершине каменная коробка спаленного костёла. Года полтора как здешний городок окончательно обезлюдел – дожгли его казаки бешеного Кривоноса. Но шлях вдоль реки оставался проезжим и перекресток у подошвы холма не пустовал – то воз прокатит, то всадник проскачет. Задерживаться путникам желания нет: о Дидьковой Каплыци все слыхали.
От рощи, что зеленела по левую руку от холма, и те мёртвые дома, и река с дорогами виделись как на ладони. Лошадей и карету скрыли в зарослях. Хозяйка ушла с Бледным разговоры разговаривать. Только Хома решил об обеде поразмыслить, да собрать снедь, как заявилась ведьма и команду скомандовала. Ох и дурную! Возраженья казака мгновенно комом в горле встали, Хома упорствовал, тогда и ноги подкосились. Вот же чёртова ведьма!
… Ушли бабы. Хома продышался, вдоволь наругался – Пан Рудь охотно поддерживал в этом деле, шипел и выгибал спину – коту место тоже не нравилось. Для успокоения взялись строить шалаш-халабудку. Колдуны, что встали поодаль, в чужие заботы не лезли – сгинули где-то в роще, только ихние лошади и остались дремать под дубами. Лошади были ничего себе, справные. Белобрысый характерник - вовкоперекиднык спал в тенёчке, изредка почесывал дранное многими шрамами пузо.