Дети грозы. Книга 4. Сердце убийцы
Шрифт:
– А, вот и наша дорогая сестра, – раздался властный, глубокий голос старшей принцессы.
Не глядя на сестру, Шуалейда обозначила реверанс. На очередные препирательства не было сил. Их не было даже на досаду: Ристана явилась одна, без полпреда Конвента.
Шер Бастерхази все еще не приехал.
Плохо. Он мог бы остановить мятежников, если план Шуалейды не удался.
Или наоборот, хорошо. Кто знает, как она отреагирует на предателя? И как предатель отреагирует на нее. После того, как Бастерхази расстроил ее свадьбу с кронпринцем, они не общались. Он уехал. Сказал, в Хмирну, к Дайму. А потом на Глухой маяк, проводить какие-то исследования.
Именно тогда, когда он был нужен больше всего!
Когда в Валанте вспыхнул мятеж – и остановить его некому.
То есть Шу могла бы. Запросто. Смести взбунтовавшихся селян вместе с мятежными городами. Как смела орду зургов. Вот только селяне – это не зурги. Это граждане Валанты, замороченные лжепророком. Среди них наверняка полно грабителей, разбойников и ворья, но куда больше простых людей, которым нечего противопоставить сумасшедшему менталисту. И убивать их…
Нет.
Даже не потому, что если она покинет отца, он не проживет и трех дней.
Даже не потому, что ее назовут чудовищем, и десять поколений будут пугать ее именем детей.
А потому что нельзя убивать людей вот так просто, за то, что оказались не в том месте и не в то время. Чем она тогда лучше Люкреса? Или темного шера Бастерхази? Они тоже идут к великой цели, не обращая внимания на потери. А что среди потерь чуть не оказалась сумрачная девчонка, никого из них не волнует.
Шуалейда сжала томик Катренов и постаралась успокоиться.
Тьма в ней бурлила, рвалась наружу и требовала – мести! Справедливости! А света, чтобы усмирить ее, не было. Сумрачный дар не предназначен для лечения. Отдав весь свой свет, она сама осталась наедине с тьмой.
– Светлого дня. Прошу простить, неотложные дела, – буркнула Шу, не поднимая глаз, и попыталась пройти мимо.
Ристана заступила дорогу.
– Не изображайте светлую голубку. Мы все знаем, что его величество занедужил из-за вас. И вы прекрасно знали, что этим закончится! Но разве здоровье короля может быть важнее ваших капризов!
Ристана презрительно поджала губы, а Шуалейда вцепилась в томик Катренов, как в единственное, что могло бы удержать ее на поверхности ее собственной тьмы.
Тьма же кипела, болела и спрашивала: мои капризы? Люкрес спрашивал моего мнения, устраивать ли ему в Суарде сумасшедший дом?! Как будто я рвалась из безопасного захолустья в эпицентр интриг!
О, только дай мне повод, шептала тьма.
Только тронь.
Ты не представляешь, с каким наслаждением я докажу всем, что я – чудовище! И ты ничего, ровным счетом ничего не сможешь с этим поделать, дорогая сестра!
Дай, дай же мне повод убить тебя, посмотреть, так ли красна твоя кровь, как кровь светлого шера Дюбрайна. Так ли сладка твоя боль, как его. Придет ли темный шер Бастерхази спасти тебя, как пытался спасти его…
Наверное, спас.
Он сказал, что Дайм жив. Дайм у Алого Дракона.
Дайм вернется.
А она… без Дайма, но наедине с тьмой… она справится.
– Позвольте пройти, – очень ровно сказала Шу, не позволяя завихрениям вьюги под ногами выплеснуться дальше, заморозить Ристану и ее фрейлин, погрузить весь Риль Суардис в ледяной сон.
До возвращения светлого принца Дайма.
Славная была бы сказка.
– Ступайте. – Ристана жестом велела фрейлинам посторониться. – Лучше бы вы убрались в монастырь, – добавила она в спину Шуалейде.
Фрейлины зашушукались, возмущаясь тем, что опасная сумасшедшая ходит по королевскому дворцу.
Да, шептала тьма. Я сумасшедшая. Я опасна. Разве вы не слышите, как воет ветер на моем чердаке? Нет? Слушайте лучше! И можете в своих мечтах жечь меня, как жгли пособников Ману Одноглазого. Только, боюсь, сжечь грозу не сможет никто.
Раз уже это не удалось даже темному шеру Бастерхази, чистому божественному пламени.
Проклятому предателю.
Предатель.
Когда же он вернется?
Вернется ли он один – или с Даймом?
Нужна ли будет Дайму она, вечно голодное чудовище?
«Дай. Дайм. Дайм. Дай», – шептала тьма внутри нее. На каждый шаг. Каждый из двухсот шести шагов от королевских покоев до башни Заката.
Силы оставили Шу ровно за три шага до дверей. Увешанные портретами стены Цветочной галереи закружились, утренний свет померк. Сильные руки подхватили ее у самого пола и куда-то понесли.
– Опять, – сквозь серую вату изнеможения пробился голос Энрике. – Ты собираешься лечь в траву раньше короля? Что я скажу полковнику, когда он вернется из ширхабом нюханной Хмирны?
При упоминании Дайма в глазах защипало, ком в горле разбух и потек слезами.
– Молчал бы, – прошипела Бален. – Твои шуточки…
Энрике виновато вздохнул, опустил Шуалейду на диван в гостиной и коснулся ладонями ее висков. Тупая, забившая всю голову боль ожила и потянулась к его рукам. Жемчужное сияние слегка разогнало серую муть.
– Ты вернулся, Энрике. Один? – Шу еле разлепила губы и глаза: усталое лицо капитана двоилось и расплывалось.
– Один.
– Ширхаб… – она снова закрыла глаза. – Спасибо, хватит. Тебе не стоит рисковать.
Светлый шер Герашан еще раз вздохнул и убрал руки: он прекрасно знал предел своих возможностей. И их никак не хватало ни на исцеление короля, ни на восстановление Шуалейды.
Исцелить короля мог бы разве что Светлейший, и то не факт. Так что оставалось лишь поддерживать его жизнь и надеяться, что король доживет до совершеннолетия своего наследника.
– Ну-ка, садись, пей. – Бален обняла Шуалейду, помогла приподняться. Губ коснулась чашка, ноздри защекотал вкусный, сытный запах. – Пей, кому говорю.