Дети, которые хотят умереть
Шрифт:
— Еле дотерпели?
В соседний писельник, то есть писсуар пустил струю доктор Сошин. Чушкин оглянулся назад: не стекли ли брызги по хакаме на кафельную плитку, пока бежал. Пара желтых капель сверкала между красных следов почти у финиша.
— Обхаживал сегодня рощи и заросли у стен, — сказал Сошин, стреляя фонтан.
— Не по технике безопасности, — вздрогнул Чушкин. Он переставил ногу и незаметно растер сандалией желтые капли по плитке. Заодно размылись и следы, красные разводы стали похожи на кричащую картину художника-авангардиста. Или
— На уроках допускается, — скрипуче протянул Сошин. — Ученики то и дело норовят запихнуть в рот все, что попадает под руку. По крайней мере что туда может влезть. Вот иногда и выбираюсь посмотреть, не пророс ли внутри стен росток волчеягодника или вороньего глаза. Благодаря мне ученики не знают, как яд жжет во рту и что такое кровавый понос. Я горжусь тем, что никто из них не умер!
Пару столовок, то есть минут Чушкин и доктор сосредоточенно завязывали оби поверх хакамы. Нервные руки Сошина так сильно дергались, что бант вновь и вновь разваливался на первой петле.
— Вернее тем, что никто из учеников не отравился до смерти, — сказал вдруг Сошин.
— Конечно, сенсей, — сказал Чушкин.
— Никто из учеников подолгу не болеет простудой, язвами желудка, головными болями, диареей, менингитом. Я лечу быстро, как метеор!
— Сенсей, вы правы, — сказал Чушкин и повернулся к двери. — Мы все куда-то летим. Или падаем.
— Учителя! Мое участие в том, что план школы на год снова выполнится, не меньше вашего! — говорил Сошин. — Только я никого не учу рубить сверстников.
Чушкин замер. Учитель литературы воротился к писсуарам, ему в лицо снова пахнуло антибактериальным мылом со вкусом морской свежести.
— Нет, сенсей, — сказал Чушкин, — если пацие… то есть у ученика вдруг поднимется высокая температура и он не сможет встать со спального тюфяка, вы, конечно, придете на помощь. Как ответственный врач, не останетесь в стороне, так? Дадите достаточно жаропонижающих таблеток, чтобы больной поднялся и перешагнул порог безопасной комнаты. Но сколько шагов по коридору он успеет еще сделать? Десяток? Пару? Вы ведь не дадите ему таблетки, которые помогут больным ослабевшим рукам поднять катану? Не вколете в вену стероиды?
Сошин молчал. Доктор теребил концы оби.
— Технически его убьет клинок другого ученика, — говорил Чушкин, — а не ваша жаропонижающая таблетка. И высокую температуру ученик в самом деле потерпит недолго. Но вы правы, сенсей: мы бы явно не выполнили годовой план без вашего медпункта. Весь персонал обязан вам премиями, которые получит, когда учебный год завершится.
Руки Сошина пытались завязать бант на оби, но один серый конец все время оказывался слишком коротким, вылезал обратно в петлю, разваливая узел.
— Только с Явой-кун из 8 «Б» вы перестарались, сенсей, — сказал Чушкин. — Она до сих пор машет катаной, хотя уже полгода носит паразитов мозга. Сколько ей осталось?
Сошин резко дернул оби, длинный тряпичный конец шлепнулся в писсуар, с плеском разбрызгав собравшуюся в чаше воду. Хорошо, что этого
— Это не забавно, — сказал доктор. — Прекратите! Хорошо, вы правы. Мои руки убивают их так же, как языки учителей. Довольны?
Чушкин покачался с ноги на ногу.
— Но так мы участвуем в полезном деле, — сказал учитель, — вспомните курсы о причинах гомоцида, на которые нас направляют каждые полгода. Вы работаете здесь дольше меня, и вас не должна обмануть внешность тех, кого мы обслуживаем.
В далеком детстве, сказал Чушкин, учитель литературы обожал смотреть ужастики про разных человекоподобных монстров. Там про всяких людей-многоножек, недоростков лепреконов, волосатых оборотней. Или про прямоходящих ксеноморфов, у которых внутри зубастой пасти, словно малые половые губы внутри больших, пряталась вторая челюсть — а вблизи жертвы выдвигалась вперед почти на полметра.
Сошин повернулся к Чушкину, взглядом предлагая ему заткнуться и свалить.
Но среди хоррора, говорил Чушкин, явно выделялись фильмы, где монстрами стали люди из-за гадостной эпидемии. Зомби-апокалипсис. Одни люди превращались в голодных мертвецов-каннибалов. Другие пытались их вылечить. Только вылечить зомби нельзя — они ведь мертвые. Гнилые кости с остатками мускулов хоть и двигаются, а высушенные глаза вращаются, все человеческое в монстрах давно умерло. Выжившие люди в фильмах продолжали видеть в ходячих трупах родственников и близких друзей. Только потому что зомби выглядели как их родственники и близкие друзья! Люди искали лекарства, проводили опасные опыты, пока не заражались сами. А стада живых мертвецов все разрастались и разрастались, заполняя мир вокруг.
— Мы не должны видеть людей там, где их нет, — сказал Чушкин. — Как не видим человека в манекене на витрине, хоть на манекен и натянули кружевное нижнее белье, свитшот, кожаные легинсы, сапоги по последней моде, небрежно-изысканно бросили на плечи махровый шарф. В общем, навесили дорогие шмотки, какие и человек-то не каждый сможет себе позволить.
Сошин просто заткнул мокрый оби за хакаму и прошел к выходу.
— Сколько осталось Яве-кун? — спросил Чушкин, когда доктор ступил в коридор.
— Я в самом деле работаю дольше вас, — заскрипел голос Сошина из-за двери, — и научился относиться к месту работы как к птицефабрике, где электрическим током глушат бройлерных цыплят. Просто я гнал от себя мысль, что сам тоже опускаю рубильник, подающий ток. Но что точно я никогда не вытворял — так это не видел в цыплятах людей.
Учитель дернулся. Пот выступил на лбу Чушкина и потек ему в глаза. Голос Сошина скрипел за дверью:
— Еще я научился замечать нестыковки. Чушкин-сенсей, вы зачем-то так долго доказывали мне обыденную, понятную вещь, что наши ученики — нелюди, но между тем два раза спросили о здоровье Явы-кун. Забавно. Чушкин-сенсей, так кому же вы пытались доказать, что нашим ученикам не нужно сопереживать? Мне? Или дрожащему цыпленку внутри вас?