Дети нашей улицы
Шрифт:
— Мои деньги! Вам понравится, если узнают, что на вашей улице воруют?!
Женщина рассердилась и закричала на него:
— Цыц, совиная морда! Из-за тебя всей улице придется плохо!
Вдруг кто-то сказал:
— Деньги наверняка вытащили в квартале бродяг. Уж там полно воров и попрошаек.
— Наши воры не крадут у себя в квартале! — закричал Саварис.
— Кто знает?!
С покрасневшими от ярости глазами Саварис проговорил:
— Что толку дальше спорить?! Устроим обыск и узнаем, кто вор. Иначе мы все будем опозорены.
— Начинайте с квартала бродяг! — раздались голоса.
— Если кто
— Подождите! Пролив кровь, вы не вернете пропавших денег. А в аль-Гамалии, аль-Даррасе и аль-Атуфе будут говорить о воровстве на улице аль-Габаляуи, хотя она под охраной управляющего и надсмотрщиков.
Тогда кто-то из квартала Габаль спросил его:
— И что же предлагает пастух?
Касем терпеливо объяснил:
— Я знаю способ, как вернуть деньги их владельцу без драки!
Обойщик подбежал к нему с криком:
— На тебя последняя надежда!
Тогда Касем обратился ко всем:
— Деньги вернутся к владельцу, и вор не будет раскрыт.
Все притихли, глаза с любопытством застыли на Касеме.
Он продолжил:
— Давайте дождемся полной темноты! Осталось недолго. Пусть никто не зажигает свет в квартале. Мы пройдем весь квартал от начала до конца, чтобы не наводить подозрение ни на одну из улиц. Тот, кто присвоил деньги, получит шанс избавиться от них в темноте незаметно, не обнаружив себя. Таким образом, мы вернем деньги и избежим драки.
Обойщик схватил Касема за плечи и взмолился:
— Это выход! Ради меня, соглашайтесь!
— Разумное решение, — подхватил кто-то.
— А что? Это возможность для вора спасти себя и честь улицы.
Женщина радостно крикнула. Люди со страхом и мольбой переводили глаза с одного надсмотрщика на другого. Каждый из гордости медлил дать согласие первым. Народ ждал и задавался вопросом: возобладает ли разум, или они сейчас поднимут дубинки, и прольется кровь. Вдруг раздался знакомый всем голос:
— Эй, вы!
Все повернулись: у своего дома стоял надсмотрщик квартала Лахита. Стало тихо, все с замиранием сердца ждали его слова.
— Принимайте предложение, цыгане! Вы глупы настолько, что вашим спасителем оказался пастух.
В толпе прокатилась волна облегчения. Послышались радостные выкрики. Сердце Касема забилось быстрее. Он заметил, что из окон дома Камар, выходивших на улицу, за ним следили черные глаза. Впервые ощутив незнакомый вкус победы, он был горд и счастлив. Все ждали наступления темноты, то поднимая глаза к небу, то поглядывая в сторону пустыни, нетерпеливо следя за закатом солнца. Очертания предметов стали нечетки, лица будто расплывались. Дорогу, ведущую от Большого Дома в пустыню, окутала темнота. Едва различимые фигуры двинулись в его сторону и, пройдя квартал, поспешили к аль-Гамалии, откуда разошлись по домам. Раздался громкий приказ Лахиты:
— Дайте свет!
Первыми свет зажгли в квартале бродяг в доме Камар, затем появились огоньки на тележках, фонари осветили кофейни, и квартал ожил. При свете стали обыскивать землю, и наконец кто-то выкрикнул:
— Вот кошелек!
Фангари был тут как тут. Он схватил деньги, пересчитал их и бегом пустился в аль-Гамалию под громкий смех и крики. Касем чувствовал, что на него обращены восхищенные взгляды. Люди подходили к нему с поздравлениями. Комплименты сыпались на него, как розы. А когда Касем, Хасан и Садек пришли вечером в кофейню квартала бродяг, Саварис встретил их широкой улыбкой:
— Для Касема кальян за мой счет!
68
С залитым краской смущения лицом, светящимися глазами и трепещущим сердцем Касем вошел во двор Камар, чтобы забрать козочку. Со словами «Господи, благослови!» он стал отвязывать животное, стоявшее под лестницей. Вдруг послышался скрип открывающейся двери и голос госпожи:
— Доброе утро!
— Да будет оно благословенно для вас! — вложив всю свою душу, ответил Касем.
— Вчера ты сделал доброе дело для всей улицы.
— Всевышний наставил меня на путь истинный, — отвечал он, а душа его пела от счастья.
Нараспев с восхищением она произнесла:
— Ты показал, что мудрость важнее силы надсмотрщиков.
«А твое внимание для меня еще важнее», — подумал он, но вслух ответил:
— Да воздастся тебе за твое добро!
Улыбнувшись, она сказала:
— Вчера все видели, как ты вел жителей квартала, будто овец, — и попрощалась с ним, пожелав удачи.
Он вывел козочку на улицу. У каждого дома стадо пополнялось барашком или овечкой. Касем приветствовал встречных. Даже надсмотрщики, которые раньше пренебрегали им, отвечали ему. По дороге в пустыню он прогнал стадо вдоль стены Большого Дома и встретил солнце, восходившее над горой. Уже в этот ранний час ветер доносил его горячее дыхание. У подножия горы виднелись фигуры пастухов. Мимо в рваной одежде прошел мужчина, играющий на свирели. В чистое небо взмыли коршуны. Касем вдохнул свежий воздух. Казалось, в глубине этой горы ждут своего часа мечты и надежды. Касем просмотрел пустыню до самого края, на сердце у него стало совсем легко, и он пропел:
О, красота! О, счастье! Радость! И имя твое на ладони моей начертали.Он перевел взгляд от скалы Кадри и Хинд к тому месту, где были убиты Хумам и Рифаа, потом туда, где встретились аль-Габаляуи и Габаль. Здесь все — солнце, горы, пески, слава, любовь и смерть. Сердце трепещет любовью и терзается: что все это значит? Что скрывает прошлое, и что нас ждет в будущем? Почему кварталы враждуют друг с другом, а надсмотрщики проливают кровь? Почему предания в каждой кофейне рассказывают на свой лад?
Незадолго до полудня он погнал стадо к рынку аль-Мукаттам, зашел в хижину к Яхье и сел рядом с ним.
— Рассказывают, ты что-то совершил вчера? — громко спросил его старик.
Скрывая смущение, Касем отпил глоток чая.
— Тебе не следовало вмешиваться, когда они ссорятся. Пусть уничтожат друг друга.
Не поднимая глаз, Касем ответил:
— Ты и правда так думаешь?
— Избегай славы, не то вызовешь зависть у надсмотрщиков! — предостерег его Яхья.
— Разве таким, как я, надсмотрщики завидуют?