Дети немилости
Шрифт:
— Господин Лаанга, — услыхал я голос Эррет, — разве вам нечего сказать вашим нынешним сподвижникам? Как видите, мы все здесь. Люди Бездны…
Против ожиданий, подействовало: ухмылка пропала с лица некроманта.
— Умная девочка, — сказал он без всякой иронии и сполз в кресле вперёд, широко расставив колени. — Мне сказать, что вы влипли в грязную и вонючую задницу, или ты и сама это знаешь?
Эрдрейари с неудовольствием воззрился на мага; Онго не терпел людей, грубо выражавшихся при дамах.
— Знаю, — ответила Эррет.
— И я знаю, — отрезал Лаанга; жирно подведённые глаза сверкнули. — На этот раз все и до всего дошли своим умом. Слава прогрессу!
Я, наконец, собрался с мыслями и поймал его на слове.
— Рад слышать, — сказал я.
— Что?! — уставился на меня Лаанга.
— Я рад слышать, что наши мысли совпадают, — объяснил я. — Я боялся, что вы, господин Лаанга, находите удовольствие в смене времён высшего года. Быть может, на высоте Башни человеческие страдания уже не внушают сочувствия, а войны выглядят занятными, как игры…
Выражение лица Лаанги переменилось, и я остро пожалел о своих словах; не из-за страха — я опасался мага лишь настолько, насколько это было разумным — но я потерял способность что-либо понимать по его глазам. Нелепо, конечно, было рассчитывать, что влёт разберёшься в мыслях одного из Великих, но я поистине по-детски на это надеялся. Теперь же… Мороз подирал по коже. Глаза некроманта стали чёрными пропастями, сухими бездонными колодцами, подобными окну за его спиной.
— Умный мальчик, — тихо сказал он. — Очень умный.
Мурашки сыпались по спине от звуков его голоса. Лаанга не насмехался. Он… я вновь не мог подобрать слова. Как будто надежда и безнадёжное неверие сплетались в тысячелетней мгле.
— Нам совсем не нравится судьба, предназначенная Королевству Бездны, — сказал я неизвестно зачем. — Больше того — мы готовы сделать всё возможное и невозможное, чтобы избежать мировой войны.
— Невозможное? — ухмыльнулся маг. — Ну, успеха в начинаниях.
— А вы?
— Что?
— Я понял, что вы сами не слишком рады происходящему, — севшим голосом сказал я. — Ваш опыт велик, как ни у кого другого. Я рассчитываю на вашу поддержку, если не действием, то советом.
Лаанга улыбнулся; потом непринуждённо, в прежней манере невоспитанного мальчишки выгнулся и почесал косматый затылок о спинку кресла.
— Проси, — дозволил он, с наслаждением покряхтывая.
Я прикрыл глаза.
— Скажите, господин Лаанга, чем отличается нынешний цикл от предыдущих?
— В прошлый раз Воином Бездны была сумасшедшая толстая баба, а теперь — двинутый на писанине покойник.
Я не удержался от усмешки: мне напомнили, что нужно тщательней взвешивать слова, и сделали это не без изящества. Лаанге не составляло труда читать в сердцах истинные желания и вопросы. Минуту назад я думал, что не хочу доверять свои тревоги этому неуравновешенному субъекту, а потом едва не впрямую спросил, что тревожит Лаангу. Следовало быть аккуратней.
— Три года назад, когда войска увязли в Хоране, — сказал я ровно, — а Восточные острова вспомнили о независимости, мой отец обратился к вам с просьбой поднять одного из великих военачальников прошлого. Вы подняли Онго, покорителя островов — и он оказался одной из игровых фигур, а пробуждение его ознаменовало начало высшей весны. Вы не могли не понимать, что делаете. Как известно, первый удар в мировой войне должна нанести именно наша сторона. Господин Лаанга, прошу вас, ответьте: зачем вы пробудили Воина? Зачем вам война? Вас что-то вынуждает действовать так, как вы действуете?
Лаанга довольно усмехался.
— А ты боишься? — глаза его сузились. — Боишься, что тебя начнут заставлять?
Я стиснул зубы.
— Да, — сказал я и продолжил, сам не зная, зачем: — Комитет магии полагает, что магический год суть схема гигантского заклятия, и действия ключевых фигур осуществляют эту схему, повинуясь некой воле. Мы заключили договор с Королевством Выси. Они тоже не хотят войны. Но происходящее диктуется силами, которых мы до конца не понимаем.
Лаанга смотрел на меня с усмешкой, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
— Ты думаешь, мы их понимаем? — едва ли не с отеческой лаской сказал он, когда я окончательно смолк.
— Мы?
— Я и Каэтан, — обыденно ответил Лаанга и вытащил из складок одежды курительную трубку. Неведомо как в ней оказался табак, под пальцами мага вспыхнуло пламя, и вот уже некромант со вкусом дымил, пуская дым по всей зале. Вскоре ему надоело сидеть в кресле, и он перебрался на широкий подоконник. Пощупал крутые ягодицы деревянной девушки, поддерживавшей карниз. «Мы», — повторил я безмолвно и внутренне улыбнулся: приятно, когда догадки подтверждаются. Я готов был палец поставить на то, что Великие никоим образом не враги. Если б во всём свете у меня остался один-единственный ровесник, я бы волей-неволей завязал с ним дружбу.
— Мне действительно когда-то нравилась эта игра, — пожал плечами Лаанга. — А Каэтан полагал, что она суть благо. Пульсация сил, несущая обновление, дивные мировые цветы, взрастающие на крови, ля-ля-ля. Но оно повторяется и повторяется, и это просто кровища, и всё…
Он помолчал, отвёл глаза и со странным выражением сказал:
— Не бойся. Она не любит заставлять. Она любит выигрывать честно.
Мозаики таяли в тенях. В распахнутом оконце высоко под крышей играл летний ветер, и в журчание воды вплетались его живые певучие вздохи. За стенами храма едва колыхались ветви деревьев, тяжёлые розы роняли на песок полупрозрачные лепестки. В отворённые двери дышало пылающее небо дня, мостовая перед входом сверкала, башни Кестис Неггела растворялись в сиянии; здесь же, под каменными сводами, были ласковый холодок и тень.
В дверном проёме возник причудливый силуэт; он качнулся, плеснул полами одеяния, как крыльями, и распался на человека и волка. Серебряный волк Меренгеа споро вбежал под своды и кинулся к чаше с водой. Длинный розовый язык его часто мелькал. Напившись, волк с видимым наслаждением растянулся на полу и закрыл глаза.
Только тогда снова качнулся чёрный плащ поднятой.
Кроме волка, в храме были двое; две фигуры — одна ослепительно-белая, другая непроглядно-чёрная, словно аллегории Дня и Ночи. Облачённая в белое стояла у ног изваяния Арсет. Лицо её, чистое и спокойное, казалось лишённым возраста, бело-золотые волосы падали на священническое одеяние подобно связкам тончайших золотых цепей, ярко-синие глаза светились, как сапфиры в нагрудной звезде. Несмотря на лицо и волосы рескидди, Старшая Сестра Тайенет, наставница Уарры, была родом из глухой деревни в низовьях Неи.