Дети Ночи
Шрифт:
А когда он вернулся домой и, ворвавшись в покои к брату, просто бросился к нему на шею, прося прощения, Младший даже испугался.
— Асиль передает тебе, что согласна. И хорошо, я не для нее и она не для меня. Глупо было бы. Брат, я рад за тебя. Все правильно, все так и должно быть!
А потом он сложил песню. Первую в своей жизни песню — о своем брате и ледяной красавице, и в первый раз в жизни он ощутил в своей душе не то чтобы спокойствие, но удивительную правильность и поразился. Он еще не понял, что произошло и как это толковать, и что делать
И в те дни он снова стал настолько любезен и остроумен и обходителен с дамами, что многие думали — ах, почему же госпожа Асиль выбрала не его? Но те же самые думали — хорошо, что госпожа Асиль отказала ему, потому, что теперь он может стать моим! Это были веселые дни как всегда перед Объездом, а тут еще и свадьба намечается, да какая! Два рода-соперника породнятся, и уж теперь в Холмах точно будет невиданное благополучие!
Глава 19
Как просто оказалось изображать из себя изящного шута, шута-угодника, галантного и остроумно-забавного. Маска оказалась настолько удобной, что порой он изумлялся — маска ли это, или он и правда таков?
Он теперь почти постоянно был при матери, среди ее Драгоценного Ожерелья. Это была острая и приятная игра, когда надо было удержаться в легком танце на грани, не дать повода, не оскорбить, Это было сродни фехтованию, это нравилось.
Он был таким с девами Драгоценного Ожерелья, с Нежной Госпожой — может, боялся сейчас говорить с ней, как с матерью. Он был таким с госпожой Асиль, которую с великим торжеством привез в Королевский холм ее брат, такой же белый и ледяной, как она.
Он был таким и с отцом, когда, наконец, решился просить у него разговора наедине. С открытым лицом говорить он бы не смог. Нужна была маска. Под маской можно было быть наглым. И отец, похоже, принял игру. Может, и ему было так легче?
— Ах, государь мой и отец! — чуть посмеиваясь, говорил принц, шут-любезник. — Я запомнил, что ты дал слово никому не рассказывать о том, что было с тобой в Королевском испытании. Так позволь, я тебе расскажу, что думаю, а ты скажешь да или нет. Об этом ведь уговора не было?
Отец, улыбаясь — но без улыбки в глазах — смотрел на него. Кивнул — говори, мол.
Принц отвел глаза, тихо засмеялся, крутя в пальцах бокал.
— Сдается мне, господин мой, что там, в Средоточии Мира, стоит тот самый дом, где когда-то жили девять братьев и сестер, а теперь там лишь их Жадный брат?
Отец молча, выжидательно смотрел на него.
— Что же... когда-то наши короли — а именно, девятый король, заключил с ним уговор — вот уж какой, я не знаю, но, видимо придется узнать, когда я туда пойду.
Отец уже не улыбался и смотрел куда-то в пространство, словно вспоминал себя в ту пору, когда и он задавался такими же вопросами.
— А вот Дневной король сумел отказаться... как бы то ни было, ты заключил уговор. Из страха? Из привычки? Или ты проиграл какую-то игру?
Отец молчал.
— Отец, там Жадный? Он не властен в ничейный час? Он не может выйти из Холмов? Не может выйти пока из Чаши? Я прав?
Он внимательно смотрел на отца. Тот медленно кивнул.
— И взамен ты получил покой Холмов. Отец, я не буду осуждать тебя, — почти умоляюще вдруг сказал он. — Я сам не знаю, что со мной будет там, но я хочу быть вооруженным. Мене ведь трудно будет выбирать? Да? Там все уже так, что легче поступить как ты? Да? А выиграть я не смогу никак, он ведь бог, а я — просто человек?
Лицо отца стало отчаянно напряженным.
— Отец, но ведь он не властен над ничейным часом, верно? Верно? Ведь боги не спят?!
— Я ничего не знаю, — ответил отец, быстро встал и вышел.
Принц медленно кивнул, так же медленно выпил вино из бокала. Маска сошла с лица, как омертвелая кожа. Уже не нужна. Шут-любезник превратился в усталого, угрюмого и испуганного человека. Он узнал, что хотел. Но он не знал, что ему делать.
Над миром все так же царило небо. Днем цвета его то спокойно, то бурно перетекали один в другой, чтобы ночью слиться в единую бездонную черноту. Все так же воины день за днем спускались к Провалу, а охотники травили злых тварей в сумерках леса днем — и ночами в полях. Пограничная стража как всегда хранила внешние пределы Холмов. И мирно паслись в полях белые красноухие коровы, и охраняли их белые красноухие псы, созревало лунное зерно, и молочно-белые кони бродили в высокой траве.
Науринья выздоровел, но стал молчалив и мрачен. Что-то в нем изменилось, и не в лучшую сторону. Когда однажды Старший во время очередной стычки у Провала увидел на его лице холодную, жестокую улыбку, он содрогнулся.
Близилась осень, время урождая, время плясок и празднеств. Время Объезда.
Когда охотники прислали первый желтый лист, начались сборы. В нынешний Объезд государь собирался вместе с супругой и сыновьями. И в начале очередной луны, темной-темной ночью из королевского Холма посолонь вокруг всех Холмов выехал пышный поезд.
Редко кому из Дневных приходится увидеть выезд Ночных. Это диво — когда вдруг открывается Холм, и оттуда выезжают кавалькада в струящихся шелках, ярких, блестящих даже в темную ночь, когда нет луны и звезд. А уж как сверкают камни в диадемах и серьгах, ожерельях и перстнях! Как звенят браслеты и подвески на поясах, колокольчики на сбруях белых и вороных коней! На рукавах у мужчин ночные серебристые соколы, у стремени бегут белые красноухие псы, стремительные и гибкие. Они едут с веселым смехом и музыкой, какой слаще нет на свете. На воинах блещут тонкие кольчуги — светлые и черненые, а иногда и позолоченные, и глухо позвякивает изукрашенное оружие.
Кто-то видит их вдалеке, окруженных призрачным сиянием холодных белых фонарей, похожих на большие граненые хрустали, кому-то повезет увидеть, как открывается Холм, а кто-то вдруг увидит, как всадники бесшумно появляются на поляне, словно возникают из воздуха, и так же бесшумно мчатся мимо...
Здесь холмы были округлыми, пологими, зелеными и казались издали пушистыми, как шкурка спящего кота. Кони шли цепочкой вдоль склонов, и казалось, что темные бока дремлющего зверя медленно опоясывает ожерелье из белых бусин.