Дети победителей
Шрифт:
– Война оставила там целую плеяду сожженных деревень и бесконечное количество неопознанных тел.
Кейтелле обреченно наблюдал за разливом “чая”. Пересказ старой истории больше не будил в нем острых воспоминаний. По крайней мере в этих стенах, где его больше волновало другое. Кейтелле подготовил беседу с многочисленными вопросами-ловушками. И он их собирался осторожно задать, но Архарон опередил. Пришлось рассказывать, где он воевал и что видел.
Следующий вопрос обескуражил:
– А это правда, что там… А это правда, что там живут снежные люди?
Неприятно кольнула мысль,
– Не видел ни одного. Но… ходили слухи…
Собеседник замер.
Желая отвлечь Архарона от военных лет, Кейтелле наскреб в памяти какие-то жалкие остатки разговоров у костра, когда кто-то, сверкая круглыми глазищами, эмоционально рассказывал о ви-тай, а Химилла буквально вылезал из шкуры, и то и дело переспрашивал, требовал подробностей. Прямо как Архарон сейчас - ни слова лишнего не давал вставить, умеючи переправляя все речи в нужное ему русло.
– Так что вы говорите? Поезд? И вы прямо видели его?! Своими глазами?
– О, нет. Нет. В тот раз мне передали информацию о нем через десятые руки. Но вот уже ближе к Сутори…
– Нет, нет! Не так!
– Что такое?
– Рассказывайте по порядку, а то я запутался.
– По порядку я уже не вспомню!
То и дело приходилось себя одергивать - Кейтелле ощущал, как незаметно для себя расслабляется, говорит больше, чем задумывал. Но, надо признать, он первый раз просто рассказывал о войне кому-то. Не своим невидимым друзьям, не Айномеринхену, который и слышать ничего не хотел, а просто живому человеку, которому действительно интересно. Раз за разом в голове всплывали похороненные в памяти мелочи, то, что ему казалось когда-то важным, какие-то обрывки разговоров. Кейтелле с удивлением обнаруживал себя посреди комнаты нервно расхаживающим из угла в угол. Потом вдруг оказывалось, что он в комнате уже три часа и под азарт выпил весь этот грибной чай. Ужасный чай из ужасного гриба с потрясающим вкусом. Стены больше не давили, а мрачный сосед, знающий о нем больше положенного, казался далеким и вообще мифическим. Ангел из пятой восточной комнаты смотрел на него с преданностью огромной доброй собаки.
Огромной, доброй и золотой, как полуденное солнце.
– Как это все интересно, - сказал Ангел.
– Жаль только, что я половины не понял.
Кейтелле громом поразила мысль, что сам-то он ничего не узнал из того, что хотел узнать, а в красках распинался перед классовым врагом о самых своих потаенных чувствах… да лучше бы он разделся тут! Он даже не сразу сообразил, какой половины не понял Архарон. Уже после - по дороге домой, когда он корил себя за болтливость и думал, о чем еще стоит рассказать политическому заключенному - до него дошло, что Архарон моложе в два раза и ни жизненного опыта, ни образования, чтобы понять все, у него не хватает, несмотря на книги. Теперь Кеталиниро вспоминал каждое слово и о каждом же жалел.
Кроме того, задержавшись на краю Атины до ночи, он был вынужден возвращаться домой пешком через весь город. За каждым углом ему мерещилась грозная тень головореза Хассана. Тень нагло ухмылялась, провожая Кейтелле до
Кеталиниро влетел в комнату и рухнул на кровать, в чем был. Уткнулся в подушку. Он не знал, от чего страдает больше - от облегчения после исповеди или от тяжести неприятных предчувствий. Дом на отшибе - Аутерс, легендарное заведение, почти тюрьма, только для политических заключенных, опасных психопатов и прочих военных чудовищ. Рамфоринх по сравнению с ними - цветочек. А Кейтелле язык распускает.
========== Глава 4. НОКСИД. Осень 2236-го: ==========
Риза остановилась у сожженной деревни на границе Катри и Империи. Община Куардтер то поливалась дождями, то покрывалась коркой льда. Шли третьи сутки, но командир Вольвериан чего-то ждал и не хотел делиться ожиданиями даже с Айномеринхеном. Тот тихо психовал и вдавался в полуфилософские рассуждения:
– Когда-то государства не могли поделить этот клочок земли, - он по привычке жевал стебли полевой травы. Ветер принес их из хранилищ, и они были единственным, что осталось от Куардтер.
Рядом сидел Ноксид, бледными руками неторопливо сортируя известные только ему растения. Он аккуратно складывал сухие листья и лепестки по мешочкам и чертил катрийские надписи мелом. Время от времени он поглядывал на Кейтелле и прозрачно улыбался.
– …вот пришла Сельманта и рассудила двухсотлетний спор, - закончил мысль Айномеринхен. Рейнайоли тяжело поднялся и, провожаемый пристальным взглядом нальсхи, уковылял к лагерю.
– Язык бежит вперед мысли, Ано?
– спросил Ноксид врача. Голос у него был высокий и тихий.
Менхен не обиделся на короткое имя, но вот Химилла даже расхохотался от восторга. Приклад выпал из маленьких рук на траву. Пять минут назад Химироланик обещал “научить Кеталиниро всему”. Тот было заверил, что их уже научили этому самому всему на пункте сбора и когда везли в вагонах к границе, но голос предательски дрогнул. Химилла понимал, что Кеталиниро вместе с тысячами таких же побросали в вагоны без лишних разговоров. А тот и сам бы рад обучиться, но при Ноксиде трогать оружие ему отчего-то казалось кощунством.
– Это неприлично, - проронил Кейтелле, когда смешливая пауза затянулась.
Эмолий гневно оглянулся, одарив Химиллу полным ненависти взглядом. Даже Айномеринхен отмер.
– Деревенщина типичная, - прокомментировал он поведение ребенка.
Смех замер в груди Химиллы, но тот быстро нашелся.
– Я, дядя, может, и деревенщина, но стреляю получше ваших ученых учителей, - камень был, несомненно, в крохотный огород Кейтелле.
– Хватит мечтать, ладно. Слушай сюда, господин преподаватель.
Острые когти подцепили крючок на корпусе автомата, раздался звон пружины. Звон, а не скорбный писк, как когда сам Кейтелле пытался что-то сообразить с простым устройством для убийства. Уже два дня они горбатились над приборами разного калибра. Быть может, подумал Кейтелле, им хватило бы и полдня, если бы его инструктору было чуть больше лет - Химилла, освобожденный от прочего труда ввиду возраста, все время отвлекался на другие занятия, как только уставал от обучения несносного и непонятливого Кеталиниро.