Дети победителей
Шрифт:
– Тебе бы прицел настроить!
– ребенок с досадой хлопнул себя по колену.
– Если уж и попадешь по цели, так только случайно!
Он резко отобрал автомат из рук обучаемого.
– Не вздумай тут палить - всех поднимешь, тебя же первого и пришьют, а меня живьем закопают, как только разберутся, кто виноват.
Поскольку Химилла уже начал уставать от преподавательской деятельности, голубые глаза зашарили вокруг в поисках интересного. Из интересного был только Эмолий, прикорнувший у палатки в какой-то совсем уж обреченной позе.
– Наверное, ему очень плохо, - вкрадчиво сказал Ноксид
– Тебе стоит с ним поговорить.
Химилла скорчил недовольную мину, но, поразмыслив, встал и вздохнул. Ребенок по-отечески положил руку на плечо Кейтелле.
– Повторяй без меня, - сказал он серьезно.
– А я пойду выполнять свой товарищеский долг.
И зашагал к лагерю, засунув руки глубоко в карманы.
– Малыш привязан к тебе уже больше, - сказал Ноксид.
– Что?
– не понял Кейтелле. Айномеринхен без интереса обернулся к ним.
– Он не хотел уходить. Он привязан к тебе.
– Он к Эмолию привязан.
Айномеринхен странно хохотнул и вернулся к разгрызанию веточки. Кеталиниро растерялся. Во-первых, он всегда терялся в присутствии нальсхи, а уж тем более тушевался, когда тот с ним заговаривал. Во-вторых, было совершенно неясно, что он пытается донести до опухшего мозга Кейтелле.
– Мне так не показалось, - улыбнулся Ноксид.
– Бедный Рейнайоли, - прокомментировал Айномеринхен, прерывая необычную беседу.
– Мне он напоминает выздоравливающего пациента хирургического отделения.
Кейтелле представил себе всех известных ему выздоравливающих пациентов хирургического. Пришлось согласиться - бледный, вечно взмокший Эмолий с запавшими от бессонницы глазами не был похож на здорового человека. Когда они познакомились, он был бодр, но постоянно вызывал какие-то подсознательные опасения. Резковатый, грубый и нахальный, он мог позволить себе больше, чем следовало. Теперь он так же вызывал опасения - за собственное здоровье.
Когда Ноксид рассортировал гербарий, а Менхена позвали к Вольвериану, Кейтелле стал обдумывать слова Бледного. Он отчего-то четко представил, как по рупорам передают славную весть о победе и солдаты торопливо собирают вещи в ожидании билета домой. Все, кроме маленького Химиллы, которому некуда собираться. И вот он растерянный среди радостной суеты…
Ночи были невыносимыми.
Спали в наспех установленных палатках. Кучей, тесно прижавшись друг к другу. Намокшая за дождливый день одежда лежала в стороне, относительно сухой накрывались. Но, несмотря на все старания, согреться было почти невозможно. В ледяном аду засыпали далеко не все, лишь самые слабые и вымотанные. Даже не засыпали, а проваливались в сон, при отдаленном рассмотрении похожий на смерть.
Первые сутки в Куардтере унесли в лучший мир нескольких раненых и одного молодого бойца, у которого и вовсе не было причин погибать. Айномеринхен время от времени выказывал озабоченность по поводу Химиллы. Он считал, что гибель ребенка лишь вопрос времени - масса крохотного тела не позволяла сохранять тепло долго. Но, видимо, его берегли пуще положенного, и он даже не заболевал. Тем не менее, Кеталиниро знал, что у врача Ризы припрятан набор ампул специально для маленького сына полка. А у Ноксида - мешок заморских трав.
Химилле было чем заняться. Он помогал
– Мы просто защищаемся, – вздыхал учитель в ответ.
Где-то совсем рядом в промозглой темноте в напряжении лежал Рейнайоли. Кейтелле знал, что он не мигая смотрит в темноту и ловит каждое слово. В последнее время он ничем другим не занимался. Айномеринхен назвал это состояние вялотекущим шоком и велел не приставать к больному, так как и сам не знает, как лечится этот недуг. Эмолий слушал причитания Химиллы.
– А нападать-то для чего? Им че, места мало в этой их Локре?
– Локри, - поправил Кейтелле.
– Уроды.
На какое-то время, к облегчению Кейтелле, воцарилась тишина, но Химилла не мог долго сдерживаться.
– Эти же вот сидят на своих островах и не лезут никуда. Эти… синенькие.
– Нальсхи, – снова поправил Кеталиниро.
“И один из них, по всей видимости, влез в нашу войну по самые гланды”, – добавил он мысленно.
Холодный и расчетливый Химилла год прожил в Ватане, и все его холодность и расчетливость пошатнулись, как только он передал оставшихся бойцов Ризе. А может, Кеталиниро так лишь казалось, а на самом деле ребенок, днем такой собранный, позволял себе слезы только при нем.
К счастью, от тяжелых мыслей Химироланика отвлекал Ноксид. Он потряс воображение Химиллы. Кеталиниро и Айномеринхен всяких чудес успели до войны насмотреться в кино, как жители столицы развитого государства. Выходцу из имперской деревушки даже слово-то такое - “кино” - было незнакомо. Потому темноволосый человек с глазами утопленника и кожей мертвеца приравнивался к чуду.
Настоящий нальсхи. Но сказать Химилле “настоящий нальсхи” - все равно что промолчать. Никто не рассказывал ему ни о южных животных, ни о северных народах, ни, уж тем более, об островах Нальсхи. Кеталиниро сам-то знал о них только по учебникам и запискам путешественников.
– Послушай, Кейтелле, а нам вообще прилично с ним говорить? – спросил Химилла тихо.
– А почему может быть неприлично?
– У него кличка вместо имени, и он всех обзывает!..
– Да нет. У нальсхи имена странные и больше на клички похожи. Завтра, если хочешь, я расскажу тебе что-нибудь про их обычаи. Сам я там не был, конечно, но о них очень много пишут в последнее время. У меня даже была книга островных сказок.
Слезы на лице ребенка тут же высохли. И, очнувшись от своих нечеловеческих переживаний, он с огромным интересом посмотрел на Кеталиниро.
– А про ви-тай у них есть сказки?
– Про что?
– Ви-тай! Снежные люди! Неужели не слышал?
– Ну… это легенда, но не помню, чтобы у нальсхи была подобная. Почему тебя интересуют снежные люди?
– А кто меня должен интересовать?
– Цири…
– Цири - вчерашний день! Тем более, там в колодце не настоящий цири лежал! А Ноксид говорил, что тута видели одного ви-тай! Честно! Нет, ты опять не веришь!
– Тише, разбудишь же всех. Боюсь, на островах не мог появиться такой персонаж, как снежный человек. Это же острова.