Дети Революции
Шрифт:
— Угадал, командир! — засмеялся разведчик, — решили, что раз уж ты здесь так козырно обустроился, то не нужно не своих людей пихать в Москву, а твоих. По дружбе да по старой памяти будешь пихать нас, а мы уже — интересы промышленников Конфедерации. Конкретно, а не вообще — сам же в письме печалился, что не успеваешь объять необъятное, вот мы и будем представлять интересы отдельных фирм.
— Мы? — Ухватился Фокадан, — Фланаган и Фицпатрик уже здесь, теперь ты… говоришь, ещё народ прибудет?
— Ага! — Ниалл засмеялся, — как бы не взвод набирается!
— Одобряю, — кивнул Алекс, — сам-то кого представляешь?
— Оружейников.
— Всех, что ли? — Язвительно поинтересовался попаданец.
— Угадал!
— Иди ты!?
— Сам иди, — шутливо толкнул его Ниалл. С минуту мужчины толкались и пихались. Видя ошарашенный взгляд горничной Степаниды, не ожидавшей такого от господ, Фокадан подмигнул девушке и сказал:
— Первые сорок лет детства мужчины — самые трудные!
Отмокнув в ванной и смыв с помощью горничной дорожную грязь, Каллен ораторствовал за обедом, рассказывая новости из Конфедерации.
— … Доэрти помните? Дурковатый такой парнишка, с чудинкой — анекдот ходячий. Женился на вдове Саймона из третьей роты. Постарше она, но не особо — так, что такое три года? Зато за ум взяться заставила, сейчас уже и не узнать. Торговлей скобяной занялся, лавочка своя. Что значит жена правильная попалась!
— Так может, Барбара сама всем руководит? — Предположил Конноли, хорошо знавший фигурантов истории.
— Неа! Сам! Она, конечно, мозги ему вправила малость, но сам. Мне кажется, он как первого заделал, так и поумнел.
— Бывает, — задумчиво согласился Фокадан, опустив вилку с наколотым куском стейка, — вроде пока за себя отвечаешь, так и подурковать можно, а как только ребёнок… шалишь, нужно уже о нём думать. Да и Доэрти сам хоть и чудён, но не глуп. Да и кто чудным не будет с его-то биографией? Он же из сектантов.
— Ты сперва поешь, — вмешалась в разговор взрослых Кэйтлин, — потом рассказывать будешь. Да и вы хороши! Человек с дороги отдохнуть не успел, а тут с расспросами пристали!
Поздно вечером, когда Кэйтлин уже спала, зевающий Ниалл задал вопрос, отчаянно смущаясь и приглушив голос:
— Горничная эта… она как вообще?
— Можешь подкатывать, — разрешил Алекс, не девица уже.
— Ты…
— Нет, — отмахнулся попаданец, — ранее служила в дворянской семье, ну и… сынок-подросток оприходовал.
— Роман? — Приподнял бровь Ниалл.
— Если бы, — грустно хмыкнул попаданец, — наследие крепостных времён. Кто попроще, те своих чад в проверенный бордель водят, ну а кто побогаче… так вот, горничными. Чтобы чадушко не бесилось от спермотоксикоза, но дурную болезнь нигде не подхватило.
— Добровольно?
— Так… пополам. Иногда нанимают проверенных горничных, с соответствующим
— Добровольно-принудительно, — грустно кивнул майор, — всё как в Нью-Йорке, как в Европе… Хорошо хоть на Юге такого нет. Хм… для белых.
— Так крестьяне для здешнего дворянства и не совсем белые, — развёл руками Алекс, — что-то вроде ирландцев для англичан. Может, только чуть получше. Степаниду подвели таким образом, что деваться ей некуда — то ли пропало что-то у хозяйки, то или ещё что в том же духе, не вникал в подробности. В общем, уйти с такой рекомендацией могла только в бордель. А с другой стороны — барчук вроде как выручил, защитил от гнева маменьки. Ну и возраст соответствующий, шестнадцать лет всего — романтика, плотские желания, подарки. Три месяца попользовался, да благо — я тут подвернулся, её уже хотели передать следующему… пользователю.
— Мда…, — Ниалл закурил, потемнев лицом, — везде одно и тоже.
Фокадан помолчал, потом добавил нехотя:
— Захочешь, можешь подкатывать к ней. Не неволить, а так… подарки, слова ласковые. Нравы здесь такие, что она порченой себя считает. Замуж такую если и возьмут, то за вдовца разве.
— Порченая, — Ниалл качнул головой и хмыкнул, — надо же! В Европе ещё найди такую, чтоб замуж девственницей вышла[4].
Приёмы, балы, благотворительные вечера — так можно описать времяпрепровождение Фокадана с начала осени до конца весны. Сперва знакомство и налаживание связей со светским (куда же без него в феодальной России!?) и деловым обществом Москвы. Затем в качестве старожила знакомил с нужными людьми десант Конфедерации.
— Сдохнуть хочется, — пожаловался он как-то Келли, придя с очередного приёма не сильно трезвым, — поверишь ли, я за эти месяцы только одну пьесу написал и пару рассказов, ничего больше! Даже в мастерскую заглянуть некогда — что там нанятые рабочие и студенты мудрят, даже сказать не могу.
— Пить надо меньше, — хмыкнул бессердечный секретарь, не отрываясь от бумаг.
— Пить?! — Взвился консул, — я сегодня на трёх! Трёх приёмах побывал! Точнее, один настоящий приём, один деловой обед и заглянул по-соседски. Везде по чуть, чтоб не обидеть… и вот, сижу нетрезвый.
— Тогда закусывать, — серьёзно сказал Риан, — русские вон, в разы больше выпить могут, но они и едят в разы больше.
— Не могу, — пожаловался Алекс, — желудок болит, как переем.
— Заканчивается уже эта ерунда, командир, — успокоил его секретарь, отложивший бумаги, — парни наши уже нормально в Москве ориентируются, новичков сами потихонечку натаскивают. Кому из чиновников сколько давать нужно, с кем пить можно, а кем нельзя… Ты просто слишком опекаешь ребят, попробуй только в критических случаях влезать, как последний довод королей[5].