Дети Революции
Шрифт:
— А на религиозной почве? — Вяло поинтересовался шериф, сугубо для порядка.
— С чего бы? Иудеи мы скорее по рождению, а не по вере, я вон даже шаббат[6] не соблюдаю. Христиане, даже фанатики, к таким равнодушны. А… другие евреи? У нас нет особо верующих, это ж не Нью-Йорк. Так… традиции скорее.
— Ну и хорошо, — равнодушно кивнул шериф, повернув голову к старателям — все ли слышали? Ну и славно, меньше вопросов да разговоров будет. Подумаешь, очередная нелепая смерть. В старательском посёлке редкость скорее смерть нормальная.
Дела
Политику Сильной Руки самодержец применял исключительно по отношению к народу, сиятельные родственники и влиятельные аристократы по-прежнему отделывались в худшем случае судом с запрещением проживать в Петербурге и Москве, да Высочайшим Неудовольствием. В ссылки (всё больше в родные поместья под надзор полиции) и тем паче в Сибирь отправлялись всё больше мелкие сошки, не имеющие поддержки.
Единственное, в чём император проявлял жёсткость по отношению к дворянству, так это разве что предательство. Неблагонадёжные разговоры, а тем паче действия, карались крепко — по мнению попаданца, так даже и чересчур. Шпионаж или агенты влияния, оно конечно скверно… но Александр старательно закручивал гайки, уничтожая инакомыслие вообще.
Патриотизм и благолепие, даже воры с взяточниками исключительно патриотичны. Армия и флот ныне всё чаще оперировали такими понятиями, как Боевой Дух и наступательный порыв, а в солдат старательно вколачивали лозунги. Благо, перевооружение всё-таки шло, пусть и с великим скрипом.
— Меня это пугает, — сказал Келли, процитировав за утренним кофе несколько строк из газеты, — мы лучшие, кругом враги, царь мудр и справедлив, чиновники едва ли не апостолы. Рано или поздно, но рванёт так, что всей Европе достанется.
— Не преувеличивай, — хмыкнул Алекс, — не отрываясь от чтения, — ранее чуть что на Европу кивали, как на источник всех благодатей, теперь вот весы качнулись. Скоро пройдёт.
— Хрен с ней, с Европой, а с цензурой-то что делать? С отсутствием критики?
— А вот это уже перебор, — согласился Фокадан, откладывая наконец газету, — если в ближайшие пару лет Александр ничего не изменит во внутренней политике, то революция или ещё что… но страну знатно тряхнёт! Хм… или не тряхнёт, всё-таки война впереди, в таком случае порыв ура-патриотизма уместен. А вот после оной возможно всякое.
— Вот и я боюсь всякого, — влез в разговор Конноли, — рвануть может, как у пароходного котла[7]. Как бы и нас не зацепило, подстраховаться не помешало бы.
— Изначально подстраховались, — чуть улыбнулся консул, — даже если Российская Империя вразнос пойдёт, Конфедерацию это зацепит только брызгами. Хотя конечно, тяжело будет без такого союзника. Да и Россию жалко…
— Это я знаю, командир, — Роберт с прищуром посмотрел на
— Хреново, — с досадой отозвался Фокадан, — я же Слово императору дал…
— Да и не нужно его нарушать! — Перебил Конноли, — неужто придумать ничего нельзя? Детвору прикормить хотя бы, эвон сколько тут беспризорников[8] бегает.
— Мать твою! — Фокадан откинулся на спинку стула, — очевидно ведь, как же я…
— Ясно как, шеф, — пропыхтел Конан, сражаясь с Бранном на вилках за последнюю ватрушку под хихиканье Кэйтлин, — у тебя голова не тем занята. Если уж на писанину времени не нет и в мастерскую почитай не заглядываешь.
— Верно, но всё же скверно — забронзовел малость. В народ пора. На Хитровку[9] сходить, что ли? На самом деле ведь просто всё — купить несколько домов для мальчишек под жильё, да какое-то производство организовать там же. Часа четыре учатся, четыре работают и профессию получают. Как вам?
— Неплохо, пап, — согласилась дочка, — если на окраине дома покупать, так и не очень дорого. Можно даже на Хитровке попробовать договориться.
— Трущобы? Хм… попытка не пытка, может и правда не станут лезть к детям. Если трущобных детей тоже на обучение брать, то можно… Спасибо, доча, идея потрясающая! Бранн, ты хвастался, что со староверами московскими контакт наладил неплохой?
— Так, — телохранитель неопределённо пошевелил пальцами, — именно неплохой, ничего серьёзного.
— Сможешь выйти через них на хитровских?
— Не уверен. Выход на ворьё у них точно есть, как не быть такому у купцов и промышленников? Но что меня…
— Меня, — перебил его консул, — под Слово. Скажи, что махинации не интересуют, детьми заняться хочу. Староверы на благотворительность много тратят, а тут ещё и повод какой — дети. Должны навстречу пойти.
— А сами-то? — С сомнением спросил Конан.
— Кто им позволит? — Удивился Конноли, — ты чем слушал, когда тебе лекции по православию читали? Староверам детей не доверят ни в коем случае, здешней Церкви лучше так — когда они на улицах замерзают. А ну как староверы совратят невинные детские души в свою ересь? Это ж куда как хуже!
— Куда уж хуже? — Не понял Конан, — а… шутки?
— Шутки. А вот командиру можно, он благотворительностью давно занимается. Плевок местным богачам, конечно, изрядный получается… ну то не наше дело.
Староверы откликнулись неожиданно быстро, собравшись в консульстве всего на третий день. Огромный самовар на столе, выпечка, степенные разговоры, умные глаза. Вели себя они как… как аристократы! Не титульные, а такие, какими они должны быть, но почти никогда не встречаются: спокойные, несуетливые, заботящиеся о своих людях и народе в целом.