Дети Шини
Шрифт:
– Всего одну причину?
В какой-то момент мне даже показалось, что он просто насмехается.
– С первого раза плохо понимаешь?
– Просто хотел объяснить, что не бывает никакой "одной" причины.
Вся эта чушь постепенно начинала меня бесить, Герасимов тоже не скрывал неприязни.
– Ладно, кончай нам мозги полоскать. Плевать на все твои тупые философии. Я только хочу знать,
– Ну, это не ко мне, - Амелин поднялся. Джинсы у него были потертые, застиранные, в уже совсем белесые на коленках, об их первоначальном цвете можно было сказать только по ярким черным полоскам от подворотов в самом низу штанин.
– Вы просили рассказать про Кристину. Я думал, вас интересует она.
– Мне интересен только я сам, - в серых глазах Герасимова застыла упрямая непоколебимость.
– И меня бесит, что с какого-то перепугу какая-то сумасшедшая решила навесить на меня свои заморочки. По мне, если бы вы всей толпой сиганули с высотки или утопились, нормальным людям дышать стало бы значительно легче.
Амелин изобразил удивление. Именно изобразил, потому что в голосе слышалась ирония.
– Ты же, Влад, добрый. Помню, в детском саду как-то принес коробку карандашей двадцать четыре цвета, и все подходили к тебе и просили дать карандашик, потому что детсадовские были все сточенные и погрызенные, а у тебя новенькие и блестящие. И ты давал. Каждому. Так, что потом у самого только коробка осталась. Все дети стали рисовать, а ты сидел один, просто смотрел на них и ни капли не обижался. Не знаю почему, но мне очень запомнился этот момент. И я тогда подумал, что вот это и значит быть добрым.
Герасимова прямо-таки физически передернуло от этих слов.
– А теперь я недобрый. Потому что задрало всю жизнь без карандашей оставаться.
Наконец, Амелин развернул к нам ноут, и мы увидели там открытую страничку. Хозяин профиля - Линор Идзанами.
Я её знала. Не лично, конечно, но этот персонаж был у меня "в друзьях". Этакий случайный сетевой друг, какие бывают у всех. Очень много схожих мыслей и взглядов, общее мироощущение. Единственный, наверное, человек, с кем я была довольно откровенной именно потому, что не была знакома в реале. Ведь как можно быть откровенным с теми, с кем встречаешься в обычной жизни? Это всё равно, что дать им в руки нож и сказать: прирежь меня.
В первые секунды на лице Герасимова совершенно отчетливо отобразилось узнавание, а потом он снова сделал "морду кирпичом":
– И что?
И тут вдруг Амелин пристально глядя на нас своим темным глубоким взглядом, медленно и негромко проговорил стих. Не читал, не декламировал, а именно говорил, точно это были его собственные слова:
– Лжецы! Вы были перед ней -- двуликий хор теней.
И над больной ваш дух ночной шепнул: Умри скорей!
Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,
Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,
О той, что дважды умерла,
А когда закончил, то вся пугающая зловещая серьёзность мигом слетела, словно сорванная страшная маска, под которой вдруг обнаруживается ребенок. И прежде, чем мы успели прийти в себя после такого выступления, он поспешно произнес.
– Линор - это Кристина.
– Как?
– я чуть со стула не упала.
– Вот, блин, - выругался Герасимов.
– Видите, жизнь полна разных сюрпризов, - необычайно радуясь произведенному впечатлению, сказал Амелин.
– И, как правило, не очень приятных.
– Я не знал, что это баба, - как-то странно попытался оправдаться Герасимов.
– Что?
– большего тормоза я не встречала.
– Ты думал, что переписываешься с парнем по имени Линор? Герасимов!
– Отвали.
И тут меня осенила догадка:
– Это значит, что Линор есть в друзьях и у Петрова, и у Сёминой, и у Маркова?
– Именно, - подтвердил Амелин.
Мы с Герасимовым какое-то время задумчиво пялились в экран. Каждый вспоминал историю своей переписки. Амелин же, облокотившись о комод с книгами, выжидающе смотрел на нас.
– А ты про себя-то хоть знаешь? Какого хрена она тебя туда приплела?
– первым подал голос Герасимов.
Но Амелин лишь равнодушно пожал плечами:
– Я знаю только то, что ничего не знаю.
– Так, - сказала я.
– Мне нужно срочно домой, читать переписку с Линор за последние два года, а ты Герасимов иди свою читай. Я сейчас всем позвоню и напишу про это.
И сразу после этих моих слов раздалась громкая пронзительная трель дверного звонка. Мы вздрогнули от неожиданности, а Амелин тут же подскочил, выбежал из комнаты и крепко закрыл за собой дверь. Из коридора послышался высокий женский голос.
– Чего у тебя там?
– У меня люди, - сказал Амелин.
– Иди к себе.
– Но я хочу посмотреть.
– Я же попросил!
– Тебе жалко? Ну, хоть одним глазком.
– Всё. Иди!
Через полминуты Амелин вернулся.
– Вам пора, - сказал он торопливо.
Упрашивать не стоило. Не говоря ни слова, тихо выбрались в коридор, молча оделись, а когда уже были на пороге, дверь ближайшей комнаты приоткрылась, и в образовавшейся щели показался любопытный женский глаз. Мы быстро попрощались, обменялись на всякий случай телефонами и поскорее свалили.