Дети Шини

Ида Мартин

– Проваливайте отсюда, - закричала на них я.

– Вот, хорошо. Пошла эмоция. Очень, очень реалистично, - приговаривал Петров.

– Я же вас всех сейчас убью!

– Интересно как?
– хохотнул Герасимов.

– Вы можете быть людьми или нет? Лучше отвяжите меня.

– Людьми мы быть не можем, - не унимался Петров.
– Потому что мы злобные и коварные Дети Шини.

–

Не знаю, чего ты напрягаешься, - пожал плечами Марков.
– Понимаю, была бы раздета, а так у тебя классная тёплая пижама.

– Я напрягаюсь, потому что, у кого-то хватило мозгов такое сделать. А еще, потому что вы ржете. Скажи честно, Марков, это месть?

– Нет, клянусь, это не я, - он сел на корточки и стал меня развязывать.

– И не я, - выпалил Петров.

– Значит, вы это вместе провернули? Зачем?

– У нас тут у только одного человека гестаповские замашки, - усмехнулся Марков.

– Заткнись, - меланхолично отозвался Герасимов.

– А с чего ты взял, что речь о тебе? Я просто вспомнил, как мы температуру снегом снимали, - ему удалось освободить мою правую руку.

Петров запротестовал:

– Да, нет, Саня не мог. Зачем это ему?

– Точно, - озвучила я вслух свои догадки.
– Амелин! Больной придурок.

– Вот-вот, - подхватил Петров.
– Наверняка он. Нужно дверь запирать на ночь.

– Говорил вам не связываться с суицидником, - подхватил Герасимов - Хочешь, я ему наваляю?

– Нет уж, я сама.

Переодеваться я не стала, побежала в мансарду прямо в пижаме, по дороге мне попалась Сёмина с ножиком в руке, и, сказав "на", зачем-то сунула этот нож.

Разговаривать было некогда.

Кажется, дверь я распахнула ногой, Амелин ещё спал, поэтому от внезапного грохота испуганно подскочил в кровати и, также как Сёмина, недоумевающе уставился на меня.

– Ты пришла меня убить?
– спросил он тихо, заметив ножик.

– Как ты мог? Я же тебе сама остаться разрешила!

– Пожалуйста, успокойся, - он осторожно потянулся за одеждой.
– Объясни, что произошло.

– И почему с людьми всегда так? Если ты с ними по-доброму, то они тебе какую-нибудь подлянку обязательно устроят.

– Да не устраивал я ничего.

– Теперь будешь отмазываться и утверждать, что это не ты.

– Тоня, почему ты меня все время за врага держишь? Ты мне нравишься, и я хочу с тобой дружить. Я тебе об этом постоянно твержу. Мне даже почти не важно, что ты на это совсем не реагируешь. Но ты всё равно злишься и переворачиваешь всё с ног на голову, - его взгляд стал строгим.
– Это жестоко.

–

Ты бы тоже злился, если бы тебя привязали к кровати.

– Тебя привязали к кровати?
– бледное лицо покраснело. - Это уже слишком.

– Вот именно, что слишком.

Амелин немедленно вскочил и стал одеваться, так что мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть эти противные шрамы и ожоги.

– Ты куда?

– Пойду, скажу им, что это слишком. Что если кто-нибудь ещё такое сделает, то я за себя не ручаюсь, - его реакция выглядела неподдельной и даже милой, точно ему и в самом деле не безразлично.

– Не нужно никуда ходить. Просто поклянись, что это не ты. Я уже не знаю, кому верить.

– Мне очень неприятно, что ты могла обо мне так подумать.

По расстроенным глазам я видела, что он говорит правду.

– Но шутка совершенно в твоем стиле.

– Вовсе не в моём.

– Тогда кто? Приведение из коридора?

– Больше такого не повторится, - сказал он серьёзно.
– Обещаю.

Якушин собрал нас в зале и объявил, что нужно ехать в лес за дровами, так как мы топили печь каждый день с утра до вечера, а начиная часов с четырех, разводили ещё и камин. И, когда-то доверху набитая поленница в гараже, уже подходила к концу.

Однако эта его затея как-то сразу не заладилась, вызвав неожиданно бурное сопротивление парней, посчитавших это задание очередной придурью Якушина. У каждого обнаружилась очень серьёзная причина, чтобы никуда не ехать.

У Герасимова, как оказалось, с самого утра зверски ныли поясница и шея. Ему хватило того, что он накануне перекидал "не одну тонну снега", "расчистил полдвора" и теперь надеялся, что у него будет хоть какой-то выходной, когда можно просто отлежаться.

Петров был занят постановочной съемкой в "синей" спальне на третьем этаже, там, где стояла большая тёмная деревянная кровать с каркасом под балдахин. И именно в этот момент, по его словам, комната так удивительно освещалась, что при определенном ракурсе, можно было запечатлеть, как в воздухе кружат миллиарды блестящих пылинок, и это как нельзя лучше отображает таинственную суть течения времени.

Маркову же во чтобы-то ни стало необходимо было прорешать все задачки из маленькой потрепанной брошюрки, найденной в библиотеке. И если он это не сделает за сегодня, то это будет означать, что он уже начал деградировать. А отложить не может, потому что "уже завелся".

В ответ Якушин наехал на всех, сказав, что это глупые и детские отмазки, и ради общего дела нужно задвинуть свои личные "хочу" и сначала выполнить то, что необходимо.

Но Марков ответил, что отказывается быть тупым стадом, так как ему это "идеологически чуждо", а Якушин вообще не указ, и что он будет делать, что хочет и когда захочет.