Дети Шини
Шрифт:
– Ну, ты чего там застряла? Иди помогать.
Его голос был спокойным и бодрым. Значит, не обижался. На душе ощутимо потеплело. А когда скинул куртку и стал рубить ветки огромной поваленной сосны, из-под неё выскочил ещё один заяц. Конвульсивно подпрыгнул и, комично откидывая назад задние лапы, стремглав припустил в чащу, мы сначала оба вздрогнули от неожиданности, а потом невольно расхохотались, и всю оставшуюся неловкость, точно рукой сняло.
И тогда, прежде, чем опять взяться за топор, он вдруг снял с мизинца кольцо и протянул мне.
– На, забирай насовсем. С ним
– Ненужно, спасибо, - это предложение заставило меня снова смутиться.
– Я не ношу колец.
– Тогда выброшу его нафиг, надоело уже, - он задумчиво покрутил кольцо в пальцах.
– Положи в карман, потом наденешь.
– Не хочу. Надоело оно мне. К тому же оно девчачье.
– Странно. Ты же его носил, значит, в этом был какой-то смысл?
– Не было никакого смысла, - небрежно отмахнулся он.
– Одной подруге бывшей хотел отдать, типа прощения попросить, но не получилось.
– Не простила?
– Сначала некогда было бегать за ней, извиняться, а там уж и забыл, в чем провинился. В общем, на всякий случай носил, что может встречу её и вспомню, но она, кажется, в другой колледж перевелась, так что не сложилось. Выкинуть вроде жалко, а кому-то ещё отдавать, то сразу чего-нибудь не то подумают. Ну, нафиг. А ты просто так возьмешь, без всякого такого.
– Ладно, тогда давай.
Кольцо мне подошло только на средний палец, и я решила пока оставить его, чтобы лишний раз не обижать Якушина.
Затем мы загрузили санки доверху, обмотали веревками и потащили домой. Точнее, Якушин тянул, а я кое-как плелась сзади.
То, что лесная калитка оказалась распахнутой, меня ничуть не удивило, наверняка, все уже давным-давно вернулись.
Возле крыльца стоял снегоход, а мраморная нагота девы была изящно прикрыта теми самыми красными лентами. На её бескровных губах устрашающе алела Настина помада, не иначе как Петров успел заскучать.
Возле фонтана Якушин остановился, критически осмотрел новоиспеченное произведение искусства и сокрушенно покачал головой:
– И с этими людьми я сбежал из дома!
==========
Глава 25 ==========
На кухне было жарко, душно и пахло горячим маслом. Настя готовила блинчики, и все играли в кулинарную передачу. Она наливала на сковородку густую сероватую жижу, и когда та обретала равномерную плотность и подрумянивалась, переворачивала на другую сторону. А Марков в одной футболке и без очков, которые были безжалостно раздавлены в той самой потасовке с Герасимовым, изображал ведущего: "А сейчас мы покажем вам, как приготовить блин комом" и " Не забудьте записать рецепт: вонючая, отсыревшая мука, и, главное, никаких яиц!".
Герасимов и Амелин, развалившись за столом на табуретках, исполняли роль зрителей.
– Что это за пугало на улице?
– поинтересовался Якушин.
– Это капищенская Леди
– Когда вы уже повзрослеете? Научились бы хоть калитку запирать, а то кабаны придут.
С этими словами он ушел, оставив меня одну объяснять, где мы так долго пропадали.
Пришлось плести какую-то чепуху, что мы увидели целое стадо кабанов и пережидали пока они уйдут. А ещё заметили настоящие волчьи следы, и поэтому пришлось свернуть в другую сторону. Последнее, кстати, было правдой.
– От зверей главное не убегать, - сказал Петров, когда я закончила.
– Говорят, им погоня интереснее добычи.
– Это точно, - согласился его Герасимов.
– Сам один раз так попал. У нас на территории старых гаражей жили сторожевые собаки. Я там мимо каждый день в школу ходил. Носы под забор просунут, глянут на тебя одним глазом, и давай бесноваться. А зимой у них щенки родились. Классные. Смешные. Под воротами пролезали и к прохожим приставали. Я из-за них всё время в школу опаздывал. Вывалят гурьбой к ногам, шагу не шагнуть. А уж если на корточки сесть, так вообще могли зализать до смерти, прямо в лицо. Пушистые такие дурни. Приходилось специально из дома колбасу и сосиски брать, чтобы их как-то отвлекать. Ссыплешь всё это им из пакета и сваливать, пока опять не прицепились. И вот как-то я сыпанул им еду и давай уматывать. Только в этот момент как раз машина в гараж заезжала, сторож ворота открыл, а три здоровенные собаки как подсекли, что я бегу, так и за мной. Очень быстро, между прочим, догнали. Одна в руку вцепилась, а другая в ногу. На мой ор сторож тут же примчался, но кровищи всё равно море было. Я больше той дорогой не ходил. И собак теперь всех избегаю. Хотя щенки всё равно прикольные были.
– Против собак только один верный способ есть, - в своей манере заметил Марков.
– Увесистый камень.
– Есть ещё один, - подал голос Амелин.
– Когда на меня как-то раз стая бродячих собак напала, я им врубил плеер на полную мощь. Они сначала оторопели, начали головами крутить, прислушиваться, да как завоют дружно. Так увлеченно и вдохновенно, что до меня им уже не было никакого дела. Я потом понял, это на Апокалиптику они так отреагировали. Виолончель - душераздирающий инструмент.
– Вечно у тебя какие-то сказочные истории, - Настя на миг отвлеклась от сковородки.
– Лучше передай мне сахарницу.
– А что? Собаки тоже могут через музыку переживать боль и тоску. Это же генетическая память. Всё то ужасное, что происходило с их предками на протяжении веков, мучительно отзывается в их собачей душе, - говоря это, Амелин то и дело подтягивал длинные растянутые рукава свитера, отчего безобразные сетки его белых и розовато-бурых шрамов постоянно маячили у нас перед глазами.
– Генетическая память - это вам не воспитание. В ней всё честно. Собаку можно выдрессировать не шарахаться от выстрелов, но ей нельзя внушить доверие к ним. Инстинкт самосохранения не позволит. В этом смысле животным гораздо больше повезло, чем нам.
Он взял со стола круглую стеклянную сахарницу и протянул мне, но потом, пристально глядя на мою распростертую в ожидании ладонь, неожиданно замедлился и, едва я успела коснуться стекла, разжал пальцы.
Сахарница глухо стукнулась. Крохотные сладкие кристаллики разлетелись по всему полу.