Дети Шини
Шрифт:
– Он не идиот, - Амелин натянул пальто - Но он так видит, а это ещё хуже.
– Как он видит?
– Дети Шини - сама подумай. Забыла? И эти игрушки, неужели непонятно? Деструктивизм и отторжение. Взгляд художника. В черном едком дыму горящей резины пылает и плавится наше детство. Жалкие молящие о помощи глаза, перекошенные рты, ну и всё такое.
Звучало дико.
Я осторожно выглянула в окно, Петров уже добрался до своей конструкции и стал перекладывать
– Нужно найти Якушина, - сказала я.
Амелин уже раскрыл дверь, но после моих слов замер на пороге.
– Зачем это?
– Чтобы остановил Петрова.
Он несколько секунд постоял, подумал, а затем отпустил дверь, и она со звонким щелчком закрылась.
– Действительно. Что-то я и забыл.
Затем резким движением содрал пальто, потому что оно застревало на рукавах, бросил прямо посреди комнаты, пошел и завалился на кровать.
– Потом приходи. Расскажешь, как прошло.
– Не понимаю, на что ты обиделся, - его такая быстрая смена настроения порой меня очень удивляла.
– Тебе всё равно на улицу нельзя.
– Пока ты тут стоишь и болтаешь со мной ни о чем, возможно бедные обезьяны и жирафы, пожираемые неистовым пламенем, уже корчатся в предсмертной агонии и их невинные души молят лишь о том, чтобы этот ужас поскорее закончился, - смакуя каждое слово, мрачно произнес он.
– А если я сейчас ещё и начну объяснять тебе, что любая обида - это результат собственных завышенных ожиданий, то спасать твоему герою будет уже некого.
Якушина я действительно немного поискала, но не нашла, зато мне повстречался Герасимов. И после того, как я рассказала, что Петров собрался поджигать шины и игрушки, и зачем это ему, он выскочил на улицу даже без верхней одежды.
Но когда мы добежали до места, и Герасимов чересчур резко развернул Петрова к себе, в руках у него оказалась большая пятилитровая бутыль с прозрачной жидкостью, из горлышка которой шел пар, и он старательно заливал посаженные внутрь шин игрушки.
– Не вздумай зажечь, - угрожающе предупредил Герасимов от него всего после бега шел такой же пар, как из бутылки.
– Что?
– Петров нахмурил брови, пытаясь сообразить о чем речь.
– Чего зажечь?
– Ну, вот эту свою хрень.
– Как тебе такое вообще в голову пришло?
– Петров посмотрел на Герасимова, как на идиота. Герасимов также посмотрел на меня.
– Я же ледяные скульптуры делаю. В Сокольниках видел. Помните Крысобелку из Леднякового периода, замороженную в куске льда? Должно получиться так же. А шины для того, чтобы мешок нужную форму имел и не расползался по земле. Видите?
Оказалось, что он вставил черные пластиковые мешки внутрь шин, выложил игрушки и теперь заливал водой.
– За ночь застынет и будет красота, - пообещал Петров.-
Мы с Герасимовым переглянулись.
– Дура ты, Осеева, - помолчал немного и добавил.
– И ты, Петров, тоже.
А потом развернулся и ушел.
Я же ещё немного постояла, недоуменно наблюдая за детскими играми Петрова и, переполненная эмоциями, пошла в дом.
Поднялась наверх, чтобы рассказать Амелину, как он ошибся насчет Петрова и ещё кое-что, но у него уже сидели Настя и Марков. Настя училась танцевать танго, и Амелин, глядя под ноги, показывал ей какие-то движения. А Марков валялся на овечьем ковре и посмеивался над ними.
– О, Тоня, - выпуская Сёмину из рук, обрадовался Амелин.
– Давай, я тебя тоже учить буду.
– Нет уж. Развлекайтесь без меня.
Заходить не хотелось, я осталась в дверях.
– А чего ты такая злая?
– спросил Марков.
– Знаете, меня не оставляет ощущение того, что всё это полный бред и маразм какой-то.
– Что именно?
– Настя удивленно вскинула брови.
– То, что мы здесь и то, чем занимаемся. Петров со своими игрушками, вы с танцами.
– Что плохого в танцах ?
– Амелин захлопал ресницами.
– Так не может продолжаться всегда. Это какая-то глупость. У нас нет денег, бензина, никто не знает, где мы и что с нами, более того, мы сами не знаем, что с нами и что будет. Может, вас всех это и устраивает, а так не могу. Нам нужен какой-то план, какая-то цель, какой-то выход. Мы должны, наконец, принять какое-то решение.
И действительно, эта мысль, уже давно бродила во мне, но ясно оформилась только сейчас, когда я увидела нас будто бы со стороны.
– Хочешь вернуться домой?
– Марков щурился, как слепой крот.
– Хочу. Потому что глядя на вас, начинаю сходить с ума. Какой вообще смысл в том, что мы торчим здесь?
– Мы прячемся, - сказал Марков, будто я была полная дебилка.
Амелин уселся на подоконнике, болтая ногами.
– А как ты вообще хотела, когда сбегала?
– с мягким нажимом спросил он.
– Как ты себе это представляла?
– Не так.
– Я тоже себе это не так представлял. Но получилось гораздо круче.
– Тоня, не понимаю, что тебя расстраивает?- Настя опустилась на сундук, но я не сдвинулась с места, по-прежнему стоя в дверях.
– То, что мы живем так, словно завтра не наступит никогда, словно это какой-то один бесконечный день. Но так не бывает. Только подумайте, что может быть, когда вы неожиданно проснетесь, - на одном дыхании высказала я то, что собиралась сказать одному Амелину.