Дети смотрителей слонов
Шрифт:
Пакгауз под номером 13 — это низкое офисное здание рядом с четырьмя складами, мы не понимаем, откуда начинать.
Афину Палладу и Ашанти мы оставили в машине — женщин и детей нужно оберегать.
Мы идём вдоль здания. Вдруг перед его дверью останавливается какое-то транспортное средство, применительно к которому я бы не решился использовать вульгарное слово «автомобиль», но приходится так его называть — за неимением ничего лучшего.
Это большой «мазерати», из него вылезает водитель в
Автомобиль выглядит так, что если бы великие пророки сами могли выбирать огненную колесницу, на которой обычно поднимаются на Небеса, то они выбрали бы именно эту модель. А за костюмы всех четверых, включая водителя, стыдно не будет, даже если настанет Судный день и придётся предстать перед Господом Богом. Даже здесь, во Фрихауне они бросаются в глаза.
Да, конечно, те двое джентльменов, которые идут позади, выбриты наголо и похожи на бетонные блоки, которыми укрепляют берега, но благодаря одежде они почти парят. А человек, идущий впереди, излучает авторитет так, что думаешь: есть всё-таки справедливость в этом мире — вот человек, который достоин богатства как у нефтяного шейха, и, очевидно, он им и обладает.
В глаза бросается только один изъян — его подвела самоуверенность, когда он покупал машину. Вместе с машиной он приобрёл именной номер, на котором красуется «Беллерад».
Судовладелец и двое охранников оборачиваются. Увидев нас, они застывают на месте.
И тут опять, как случалось уже не раз, мною движет что-то извне. И я хорошо знаю почему — я чувствую, что Тильте где-то рядом, и мне отчаянно нужно знать, нет ли поблизости того автомобиля-фургона, в котором её похитили.
Я подхожу к Беллераду, и охранники не останавливают меня. Такая реакция мне знакома. Вот что значит — быть небольшого роста: тебя всё время недооценивает защита. Раз-два — и ты оказываешься у цели.
— Люди в автомобиле-фургоне, — говорю я. — Которые приехали сюда. Они потеряли кошелёк. Я хочу вернуть его.
Ты можешь быть готов ко всему, но всё равно — если тебя сильно удивили, то действительность резко меняется. Пока он приходит в себя, я успеваю проследить за его взглядом. Он посмотрел в сторону ворот ближайшего из складских помещений.
Я протягиваю ему букет роз. Он машинально берёт его.
— Это от короля Азиза и Великого Синода, — говорю я. — В преддверии получения медали. С наилучшими пожеланиями. Осторожно, не уколитесь.
Он смотрит на Ханса, на Якоба, на меня. Смотрит на «ягуар». Пробует оценить соотношение сил. Потом садится в «мазерати», двое лысых — вслед за ним, и машина отъезжает.
У дверей склада отсутствует звонок, есть только табличка с надписью «Судоходная компания Беллерад». Я прижимаюсь ухом к двери. Слышны какие-то звуки, похожие на рыдание. Я стучу в дверь. Рыдания замолкают. Дверь приоткрывается на два сантиметра.
— Розовые посыльные, — говорю я.
Дверь приоткрывается чуть больше. У мужчины,
— Ты не похож на посыльного, — говорит он.
— Тем не менее я посыльный, — говорю я. — И я принёс плохие новости.
Тут Ханс бьёт ногой в дверь.
Если Ханс бьёт ногой в дверь, то стоять за ней никому не рекомендуется. Но этот человек стоит за дверью.
Не знаю, разделяете ли вы мой интерес к технике ударов, но если да, то могу сказать, что с этой точки зрения удар Ханса имеет много общего с длинной подачей. Но эта подача уж очень длинная — она снимает дверь с петель и отправляет человека вместе с дверью к противоположной стене.
Мы с Хансом и Якобом Бордурио следуем за дверью. И оказываемся в большом помещении, которое занимает большую часть здания, на бетонном полу стоит автомобиль-фургон: больше тут ничего нет.
— В Новом Завете нет примеров насилия, — замечает Якоб Бордурио.
Многие игроки защиты мечтали бы о том, чтобы Якоб придерживался таких взглядов, когда играл в основном составе, они бы тогда пореже виделись с травматологом, а у Якоба было бы поменьше удалений с поля и дней дисквалификации. Но я вежливый человек, я ему об этом не напоминаю.
Хозяин дома поднимается с пола и направляется к Хансу.
Нет сомнений, что это он плакал: на лице его следы слёз, и при других обстоятельствах я бы попытался расспросить его, узнать, в чём дело: на Финё всем известно, что сын священника Питер — благодарный слушатель, многие жители были бы рады ему исповедоваться.
Но мне не представляется такой возможности, он вскакивает на ноги с элегантностью, достойной танцевальной школы Ифигении Брунс, и бьёт Ханса ногой по колену.
Это грамотный удар, и если бы он достиг цели, то нам бы потребовался гипс и шины.
Но удар приходится в пустоту — Ханс не стоит на месте.
Человек этот не может знать, что моего брата поддерживают сейчас те силы, о которых я вам уже рассказывал, они проявляются в нём, когда он чувствует необходимость защищать женщин от драконов. Так что когда противник наносит удар, Ханс находится уже не перед ним, а сбоку, кладёт руку ему на лицо, поднимает его и швыряет на стену.
Стена металлическая. Однажды Гитте Грисантемум привезла с Бали металлический гонг, а мама сделала для него подставку. Гонг этот до сих пор используется, чтобы созывать обитателей ашрама на занятия йогой и медитацией, и звук у него глубокий и красивый, он долго висит в воздухе.
Очень похожий звук издаёт сейчас стена пакгауза, взгляд человека тускнеет, ноги подгибаются, он опускается на пол и временно покидает нас.
Требуются секунды, чтобы обследовать машину, маленькую конторку, туалет, кухню. В здании никого нет. Мы чувствуем, как подползает отчаяние. Надо подождать, пока человек, лежащий на полу, придёт в себя, чтобы узнать у него, где Тильте. Но даже если он придёт в себя, как-то не верится, что он что-то расскажет. На мой взгляд, он даже с заплаканным лицом похож на тех, кто, если пользоваться полицейской терминологией, «отказывается сотрудничать».