Дети Снеговика
Шрифт:
В таком виде это звучало ужасающе, но я кивнул.
— Потому что вы боялись, что с ней произошло что-то нехорошее.
Я снова кивнул.
— А чего вы боялись, Мэтти?
Я почувствовал себя как на уроке у мисс Эйр, когда я вытянул руку, чтобы ответить раньше Терезы, но вдруг понял, что не знаю ответа.
— Я боялся, что она может пропасть, — выдавил я наконец.
— Но она ведь и так пропала, — сказал сержант Росс.
Чувство безысходности сдавило мне глаза, и я с силой ударил кулаком в спинку
— У нас нет времени. Вот что я имею в виду. Говорю же, она может пропасть.
Под молчаливым взглядом сержанта Росса к моим глазам снова подступили слезы, руки упали, кулаки разжались. Я чувствовал, что родители тоже наблюдают за мной, но у меня не было сил посмотреть в их сторону.
— Мэтти, — сказал наконец сержант Росс, — давай еще раз сначала.
Мне хотелось завопить, и я было вскрикнул, но у меня перехватило дыхание.
— Подождите, — сказал я тогда и вскочил с дивана.
На бегу я увидел, что мать сидит на импровизированной скамеечке у двери в коридор, уткнувшись головой в колени, как ребенок во время торнадо. Отец стоял рядом, безмолвный и неподвижный, как дворцовый страж. Я бешено рыскал глазами по своей комнате, пока не обнаружил Терезин блокнот, и, схватив его со стола, помчался назад.
— Тереза отдала мне его вчера, когда мы были у нее дома, — сказал я сержанту.
Он взял блокнот, дважды его пролистал, потом заглянул под обложку. Передний кармашек был набит газетными вырезками — психологические портреты с первой полосы «Свободной прессы», статьи о жертвах и их семьях, а также подробные отчеты о поисках. Под задней обложкой оказалась карта Окленда, размеченная черными кругами.
Я с таким любопытством разглядывал пометы на карте, что даже не сразу увидел мать, которая уже стояла рядом, склонившись надо мной.
— Что это, Мэтти?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Это Терезин. Она отдала мне его вчера, когда мы были у нее.
— Вот эти участки… — медленно проговорил сержант Росс. — Ведь это как раз те места, где видели Снеговика — или якобы видели.
— Не все. — Я указал на извилистую улицу в той части Бирмингема, где было обнаружено тело Эми Ардел. — Здесь его никто не видел.
— Точно, — согласился сержант. — Мы знаем, что он там был, только из-за Эми.
— А здесь? — спросил я, указав на темно-зеленую звездочку над дорогой на Долгое озеро.
Я не мог вспомнить ничего такого, что связывало бы Снеговика с Долгим озером.
Сержант еще раз сощурился на карту, повертел ее в руках и растерянно покачал головой.
— Ничего не понятно. Неужели она что-то знала? Вы ведь, дети…
— Боже правый! — прошептала мать.
— Он ходит кругами, — проговорил я неожиданно для самого себя, словно ко мне в горло прокрался голос Терезы.
И вдруг мать снова схватила меня за руки.
— Что
Правда на этот раз возле нее материализовался отец.
— Алина, — сказал он, тронув ее за плечо, и она меня отпустила. Даже позволила ему оттащить себя на шаг назад.
Все равно я не смог бы ответить. А если бы и смог, то лишь одно: что я и сам ничего не понимаю — или почти ничего, хотя первый холодок смутной догадки меня уже пробрал. Сержант Росс как ни в чем не бывало продолжал листать страницы.
Каждая из них с обеих сторон была исписана идеальным и царственным каллиграфическим почерком Терезы Дорети. Там были названия улиц, имена жертв и разные беспорядочные записи вроде «Плавательный бассейн средней школы Ковингтона, 5:30 — 9:30» или «Мороженица "Фаррелз"», которые ничего мне не говорили помимо того, что я знал об их существовании. Были чернильные кляксы неопределенных очертаний, которые она могла поставить и случайно, и умышленно. Были слова, не встречавшиеся мне в английском языке. Бессмысленные фразы. Имя.
Барбары Фокс одиноко стояло на отдельной странице, в центре: само имя было выведено черными чернилами, а фамилия — красными. Несколько раз мелькнуло имя Спенсера Франклина. Мое встречалось чаще. Но это не вызвало во мне того трепета, который я непременно испытал бы в других обстоятельствах. Эффект был бы тот же, если бы я увидел его в школьной канцелярской папке, где хранились протоколы родительских собраний и результаты стандартизованного теста. Честно говоря, оно показалось мне даже менее значимым. Я был параграфом в этом «досье» — именем без звездочки, кем-то, кого только предстояло занести в некую категорию.
— Пожалуйста, сынок, — проговорил сержант, — без тебя мне тут не разобраться. Ты не знаешь, хотя бы примерно, что все это значит?
Мне казалось, я ощущаю на страницах ее запах. Легкий запах свежескошенной травы.
— Она умерла, — сказал я. — Или вот-вот умрет. — Слезы снова покатились у меня по лицу, и я почувствовал, что белею, как недодержанная фотография на свету.
— О господи, Мэтти, — просипел отец, — ты думаешь, она смогла каким-то образом вычислить Снеговика? — Сглотнув, он восстановил голос. — Узнала, кто он такой? Или где его искать?
— Прошлой ночью, — сказал я, преодолевая дрожь в голосе, — она говорила странные вещи. Упоминала «Эврис-Дели» и имена нескольких детей Снеговика. Я не знаю. Не знаю. — На одно абсурдное мгновение я почувствовал то же самое, что в дни охоты на ирисок или после очередной «Битвы умов» — ревнивую зависть к тому, на что была способна Тереза. Затем мои мысли резко вернулись к ее лицу — каким оно было, когда мы со Спенсером выкатились из задней прихожей Фоксов. Я как сейчас слышал ее голос: «Frиre Jaques. Frиre Jaques. Dormez-Vous?»