Дети Снеговика
Шрифт:
— Спенсер, у нас все получилось.
Он вдруг ни с того ни с сего рассмеялся. В этом доме смех зазвучал жутко — как осквернение царившего здесь мрака и уныния. Я пихнул его в бок.
— Заткнись. Ты ее спугнешь.
Спенсер продолжал ухмыляться. Я вдруг тоже ухмыльнулся. Все, что он сказал, было правдой. Нам действительно грозили неприятности. Мы сделали страшную вещь — предали всех, кого знали. И главным образом, по моей вине. Но она была здесь. Все остальное роли не играло.
— А что полиция? — спросил он.
Я пожал плечами:
— Они
Оттолкнув меня, Спенсер выскочил из спальни. Я погнался за ним. Мы добежали до гостиной в мертвом гите, [77] Спенсер — с ходу приземляясь на колени рядом с Терезой. И тут я увидел ее лицо.
Оно словно застыло в крике: губы — большое красное «О», кожа такая белая, что было видно вены, глаза так широко распахнуты, что веки чуть не целиком ушли в глазницы. Из горла вырывалось мерное басовое бульканье, похожее на звук воды, тоненькой струйкой стекающей по стене в глубине пещеры.
77
«Мертвый гит» — одновременный приход к финишу участников состязания.
— Это идея Мэтти. Мы… — начал было Спенсер и тут же умолк, словно кто-то высосал у него изо рта все слова. Время, речь — все застыло.
Тереза сняла одну фотографию со стены и положила ее на кофейный столик. На фотографии были осенние березы, кольцом окружавшие Сидровое озеро. Красно-бурые листья плавали на поверхности воды, словно флотилия крошечных бумажных корабликов. Казалось, они вот-вот выплывут из рамки и закружат вокруг нас.
— Красивые деревья, — сказала она. — Приятно полежать на этих мертвых листьях.
Ни Спенсеру, ни мне не нашлось, что ответить, и мы смолчали. Так мы и стояли — компания друзей, которых я всегда мечтал иметь: равносторонний треугольник, как учила нас мисс Эйр, — неподвижные, не соприкасающиеся, но сомкнутые вместе, в «прицепинге» через всю жизнь. Я давно уже не загорался никакими идеями. И вдруг свежая безумная мысль засемафорила у меня в мозгу, как сигнальные огни. Я подумал: почему бы нам всем не остаться здесь навсегда? Тереза могла бы разглядывать фотографии и читать книги. Мы со Спенсером делали бы уборку, заправляли постели, задергивали шторы, прячась от света, и каждый день приносили бы ей еду и питье, ухаживали бы за ней, как за цветком.
— Мэтти, — сказал Спенсер таким скрипучим, надтреснутым голосом, как будто он не пользовался им несколько дней, — сделай что-нибудь.
Я выглянул в окно. Белый рассвет лавой разливался по деревьям, парализуя все вокруг. И тут я понял, что это было самое худшее, самое страшное, что мы могли сделать. Если на то пошло, мы только глубже загнали Терезу в ту узкую нору, которую она в себе прокопала, и теперь не могли ни пробраться к ней, ни выманить ее оттуда.
— Кое-что я уже сделал, — сказал я в надежде, что Тереза способна хотя бы меня услышать, а может, и понять, что я имел в виду. —
Медленно, словно астронавт, отрывающийся от поверхности Луны, Тереза приподнялась на носки. Мы со Спенсером могли протянуть руки и подхватить ее, но ни он, ни я этого не сделали. С минуту она раскачивалась между нами, а когда подняла глаза, в их глубине словно что-то вспыхнуло.
Не переставая раскачиваться взад-вперед, она свела руки на талии. Потом посмотрела на меня. И теперь это была та Тереза — или коллаж из нескольких Терез, — которая хитро улыбалась мне в разгар «Битвы умов», которая игнорировала меня, обставляя меня на уроках, которая была не в себе и которая все время мечтала.
— Привет, мои гномы! — сказала она и захихикала.
Я остолбенел.
— Тереза? — проговорил я в нерешительности. Я не был уверен. И не хотел ее спугнуть. Неужели… может, просто…
— Гномы? — переспросил Спенсер и наклонился вперед, чуть не схватив ее за руки.
— Прелестно! — сказала она. — Просто изумительно! Этот дом в лесу. Мы хорошо спрятались.
Не знаю, но казалось, говоря с нами, Тереза была совсем нормальной, такой как всегда. До этого. Я не понимал, но хотел понять. Она поднесла руку к лицу Спенсера, и, по-моему, в ее глазах блеснули слезы.
— Ты исчез, — сказала Тереза.
— Прости, — ответил он. — Я не хотел тебя напугать. Просто я…
— Белая половинка тебе, — прошептала Тереза и улыбнулась. Печальной, тревожной улыбкой. — Красная — мне. Чтобы загадать желание.
— Тереза! — выпалили мы почти в один голос. Она вздрогнула и замерла. — Тереза, — повторил я как можно мягче.
Но Тереза больше не улыбалась, не смотрела на нас и снова принялась раскачиваться.
— Кортни Грив. Эми Ардел. Шейн-парк. Ясно? Спенсер в ужасе посмотрел на меня.
— Что это с ней? — спросил он. — С чего вдруг она о них заговорила?
— Не знаю.
— Кори. «Эврис» — и тишина.
— Мэтти, останови ее.
Новая волна зачахшей ледяной печали захлестнула меня с головой. Наступающий день грозно маячил впереди, окутанный саваном тумана, и я даже представить себе не мог, чем он обернется.
— Это ничего не даст. Давай отведем ее домой.
— Ты серьезно?
— Спенсер, — сказал я, чувствуя, что иду ко дну, обращаюсь в ничто. — Взгляни на нее.
Мы смотрели, как Тереза раскачивается между нами. Потом смотрели, как она скользит к задней двери, как поворачивает ручку, как выплывает во двор и как ее заметает снегом. Разумеется, мы последовали за ней. Но держались на приличном расстоянии, глядя, как ее белый помпон подрагивает в темноте, словно ее затягивало в море. Я ожидал, что, выйдя на улицу, мы услышим голоса полицейских, репортеров, крики родителей, но все было тихо и спокойно, даже тени исчезли в этом плоском, бесформенном свете. Мы остановились в торце ее двора, глядя, как она проходит сквозь деревья, похожая на снежный призрак. Когда она дошла до задней двери, мы молча развернулись и зашагали назад.