Дети времени (Дети века)
Шрифт:
– Я смотрю и думаю, куда я попал? Во время моего детства Сегельфосс был, как мы слышали на Уттерлее, огромнейшим поместьем; никогда мне в голову не приходило, чтобы я мог когда-нибудь сидеть в здешнем доме.
Поручик ответил:
– У вас, вероятно, были другие, более широкие мечты… и вы их осуществили.
– Да, да…– задумчиво согласился Хольменгро.
– В отличие от нас, праздно просидевших дома.
– Между прочим, мне удалось испортить свое здоровье.
– Да? Оно у вас некрепкое?
– Ах,
В этом человеке было что-то, что внушало поручику почтение. Он много слыхал об этом сказочном герое, и вот он сам, сам король Тобиас, в Сегельфоссе, и нет в нем ничего особенного.
Поручик позвонил.
– А что, если бы вы попробовали снова пожить здесь? – спросил он.
– Я сам подумывал об этом.
– Хоть некоторое время?
– Только от вас нелегко выбраться, а у меня дела. Вошла экономка.
– Что могу я предложить вам? – спросил поручик. Хольменгро поблагодарил и попросил стакан молока.
– И ничего больше?
– Благодарю; стакан молока. Принесли стакан молока.
– Мне бы хотелось попробовать пожить здесь, но у меня еще кое-какие дела в Мексике. Я живу в Мексике, и у меня там еще есть дела. Дела небольшие, но если меня там не будет, они станут еще меньше.
– Дела?
– Да, несколько небольших и порядочных участков земли, имения, мельница, лесопилка и еще кое-что.
– Вы не можете продать все это?
– Нет, все это слишком хорошо для продажи. Жена у меня умерла, но осталось двое детей; вот мы и кормимся этим.
Это – откровение. Поручик не полагал, чтобы этот таинственный человек мог смотреть на жизнь с подобной точки зрения.
– Но ведь необходимо поправить здоровье, – говорит он.
– Конечно. Но я уж вошел в свою работу там; завел дела, сначала маленькие, и расширил их.
Поручик встал и подошел к окну. Может быть, он заметил на берегу чтонибудь необыкновенное? Увидал он всю толпу, устремившуюся к боту? Он постоял минуту, – следил ли за ним Хольменгро, неизвестно. Поручик увидал, что все его торпари и рабочие побросали работу и окружили бот. Среди толпы виднелось что-то большое. То была шуба, которую рассматривали. Он обернулся и спросил, полупотупив глаза:
– Это ваш бот стоит там? Хольменгро встал и выглянул из окна.
– Да… Ах, какой у вас вид отсюда, – море, и лес, и поля, и луга… И река также! А там и церковь.
Похвала звучала как-то натянуто у приезжего; чувствовалось, будто он говорил только, чтобы польстить владельцу. Король Тобиас не казался ценителем пейзажей. Вид, открывавшийся из окна, представлял только море да оголенные острова.
В комнату вошел маленький Виллац и объявил, что обед подан.
– Милости просим! – сказал поручик и отворил дверь перед гостем.
В столовой он представил господина Хольменгро жене. Она была удивлена и сдержанна. Правда, она не выросла среди сказочных рассказов об этом человеке, но слыхала их много. Сегодня же экономка освежила ее воспоминание и подготовила ее.
Она была любезной хозяйкой.
– Господин Хольменгро вернулся в Норвегию, чтобы поправить здоровье, – пояснил поручик.– Оно у него расшаталось в последнее время.
– Пожалуй, мы не в состоянии предложить вам то, что следует? – сказала фру Адельгейд.– Может быть, вы держите диету?
Хольменгро не держал диеты. Он еще не так плох, только немного устал, это еще можно поправить.
Должно быть, Хольменгро был человек очень сильной воли; он, по-видимому, старался казаться бодрей, чем был на самом деле; на лице его не видно было страданий. Тихо и незаметно он препроводил в рот пилюлю, которую заставил себя проглотить без воды. Но вторая пилюля упала на пол, а он вовсе не желал, чтобы это видели.
– Вы попали сюда из большого света, господин Хольменгро? – спросила фру Адельгейд.
Он ответил, взглядывая через стол.
– Сегодня я, действительно, попал в большой свет. Я сижу за столом в Сегельфоссе.
Это было недурно сказано; на столе серебро, вино и цветы, подавалась рыба, дичь и различные деликатесы. Правда, не часто за столом у Хольмсенов появлялся гость, знавший светские обычаи. Приезжий произвел на фру Адельгейд такое же благоприятное впечатление, как перед тем на ее мужа. Он говорил интересно о многих вещах, обращался к маленькому Виллацу и умел заинтересовать его.
– Как вы находите свою родину после столького времени? Ведь вы, кажется, пробыли в отсутствии около тридцати лет?
– Странное я испытываю чувство, – ответил он.– Хожу по острову и смотрю, узнаю каждый камень, каждую отмель на берегу залива и слушаю шум прибоя. Теперь там уж не осталось никого из моих близких, – многие умерли, а кто жив, пошли своей дорогой. Но мне кажется, что это было еще совсем не так давно, когда мы жили все вместе. Тогда на берегу лежал треснувший точильный камень, лежит он и теперь; на пригорке стояло несколько молодых елочек; они стоят там и теперь.
– То же самое чувство я испытала, когда побывала несколько лет тому назад у отца в Ганновере, – говорит фру Адельгейд.– Как будто я совсем недавно была дома, совсем недавно.
– И я был там? – спрашивает маленький Виллац.
– Да. Жаль, что мы больше уже не попадем туда. Поручик что-то перебирает руками у себя на коленях и переодевает кольцо на левую руку.
– Уж не помню, было ли там весело, – говорит Виллац.
– Тише, друг мой, тогда ты был еще маленьким. Разве ты не помнишь, как дедушка дал тебе поиграть саблей, полученной за храбрость?