Дети времени (Дети века)
Шрифт:
Поручик слушал равнодушно, а, может быть, и вовсе не слушал; он уже кончил есть и сидел за ужином, погрузившись в мысли и поблескивая глазами. Фру Адельгейд спросила из вежливости:
– У него есть семья?
– Даже большая: сыновья и дочери.
– И, должно быть, живется не особенно хорошо?
– Нет, хорошо; у него есть средства.
После ужина поручик пошел к себе. Нет повесы, маленького Виллаца; не слыхать ни его ребячьих вопросов, ни пения; рояль молчит в зале.
Виллацу хорошо живется в Англии, он учится многому полезному и хорошему. Он писал, что умеет уже плавать и боксировать, он также играет на рояле и усердно посещает школу.
Эти письма от Виллаца были радостью для отца, и он никогда так не ожидал почты, как теперь. По уговору с Виллацем перед отъездом, письма всегда адресовались матери, чтобы она могла первой прочитывать их. И она каждый раз с радостью распечатывала письмо и громко читала мужу, а потом они много разговаривали. Чтобы избавить жену от такого обязательства, поручик послал однажды жене несколько писем с горничной. Но фру Адельгейд сейчас же попросила мужа к себе.
– Вы не заметили, что сегодня есть письмо от Виллаца?
– Да? От Виллаца! Благодарю вас.
Виллац писал, что понемногу начинает говорить и уже хорошо читает поанглийски. В языке встречается много иностранных слов, а шрифт – латинский. «Иногда тебя очень недостает мне, дорогая мама, потому что в английском языке сорок тысяч слов, и я боюсь, что мне не одолеть. В Англии у нас нет снега, но хотя холодно и сыро, окна всегда открыты ночью, чтобы нас закалить».
У него теперь новый учитель танцев, потому что старый сказал, что вывихнул ногу, но мистер Ксавье Мур говорит, что он не совсем годится. В конце Виллац просил маму кланяться папе и напомнить ему, как весела была их поездка в Англию.
– Премного вам благодарен.
Когда он собрался уходить, она удержала его, говоря:
– Это уже во второй раз, что он вспоминает о поездке в Англию.
– Да, он видел много нового и интересного.
– И я отказалась от такой поездки!
– Вы жалеете? – спросил он с удивлением.
– Да, – ответила она и подошла к окну. Молчание. Она продолжала:
– Если бы я попросила у вас… попросила бы теперь?.. Мне просто невыносимо: он среди чужих людей. Кто такой этот мистер Мур? – спросила она, оборачиваясь к мужу.
– В этом отношении можете быть спокойны, но…
– Открываются окна на ночь… Ну, что за манера заставлять учить сорок тысяч слов, когда и тысячи довольно. У него все спутается в голове.
– Мне кажется, вы правы.
– Я, конечно, не поеду в Ганновер, поеду к нему. Я каждый день раскаивалась в том, что не поехала с ним. Я не хочу домой… совсем не хочу.
– Если бы не зима…– начал поручик.
– То вы отпустили бы меня?
– С величайшим удовольствием… Прошу вас, не давайте неверного толкования моим словам… Если вы желаете этого…
– Благодарю вас, Виллац. Так я поеду. Как я рада! О, в эту минуту он мог бы обернуть ее вокруг пальца, он мог бы взять ее на руки и вынести из комнаты к себе, а она бы только крепко держалась за него и не заметила бы даже, если бы он задел за дверь. Он ждал, может быть, первого слова с ее стороны и стоял молча, наблюдая.
– Однако, я стою и мешаю вам читать ваши другие письма.
Он слегка поклонился и хотел уйти.
– Виллац!
– Я пойду и распоряжусь относительно лошадей. Вы хотите ехать сейчас?
– Да, благодарю. Виллац, – заговорила было она и подошла к нему с необыкновенно покорным видом, склонив голову. Но подняв глаза и увидав его выражение, она поняла, что попытка к примирению невозможна, – что слишком поздно: в его упрямой голове раз принятое решение оставалось непоколебимым. Она убедилась, что все кончено.
Он воспользовался своим положением. Теперь сила была в его руках, как прежде находилась на ее стороне, и он решил про себя: «Ничего не осталось… от всего…»
Но не слишком ли он рано собрался воспользоваться своим торжеством? Ему следовало знать фру Адельгейд лучше; она не упадет на колени, не станет биться головой об пол; она выпрямилась и сказала с большим самообладанием:
– Я хотела только попросить вас дать мне шубу… шубку для Виллаца. Могу я отвезти ему?
Молчание.
– Конечно, – ответил он.– Благодарю, что напомнили. Носят ли только дети шубы в Англии?
– Может быть, и не носят. Не знаю. Но все равно.
– Все равно. Узнаете. Во всяком случае, это делает честь вашим материнским чувствам.
После этого разговора фру Адельгейд будто охладела к путешествию… к приготовлениям, ко всему вообще. Может быть, она придумала это путешествие, чтобы смягчить мужа и заставить его отнестись снисходительно к ее капризам. Очевидно, что она в последнюю минуту отказалась бы от этой поездки в Англию, устроившейся так неожиданно, но пришедший Хольменгро ободрил ее и поддержал в ней желание. За обедом Хольменгро сказал:
– И я еду. Дети давно ждут меня.
– Но ваша поездка будет гораздо продолжительнее?
– Да, я поеду в Мексику. За Кордильеры.
– Хорошо бы, если бы я могла доехать с вами до Англии!
– Я счел бы это за великую честь для себя. Фру Адельгейд и поручик взглянули на него.
– Так ли я поняла вас? Когда вы можете ехать? – спросила хозяйка.
– Когда вы прикажете, – ответил Хольменгро с поклоном.
– Как, я не…– воскликнула изумленная фру Адельгейд.– Вы можете ехать сейчас?
– Через несколько часов, если угодно.
– Вот удача!
– Постараюсь быть вам полезным, насколько могу. Поручик спросил:
– Как же вы оставите весь этот народ?
– Рано или поздно, – все равно придется. Оставляю здесь несколько десятников.
– Но, насколько я понял, ваши дети не могут приехать раньше весны.
– Я и не привезу их раньше весны. Но в Мексике есть еще кое-что, что надо распутать и устроить. Конечно, не много, но все же кое-что, и это займет все время, что я проведу там. Надо развязаться с заводом… с несколькими заводами и небольшим имением. Дело невелико, но все же потребуется время, чтобы привести в порядок.