Детская книга
Шрифт:
Она решила, что притворится больной и останется тут, на Портман-сквер. Кровь на одеялах она объяснит кровотечением из носа. А Гризельду попросит всем рассказывать — якобы по секрету, — что у нее, у Дороти, раньше времени началось Это, с ужасными болями, так что она даже двинуться не может.
Дороти была из тех, кто терпеть не может нерешительности и неопределенности. Она должна была действовать или составлять план действий. Нужно убраться отсюда, она не может больше сидеть в «Жабьей просеке» и выносить ужасные тайны, бурлящие вокруг, словно кипящие гейзеры на раскаленной лаве.
Но куда
Том убежал из школы. Дети в сказках сбегали из дому. Но Дороти не было смысла убегать в лес и жить там дикаркой. Она хотела стать врачом. Она попыталась сообразить, к кому можно уехать погостить на время, не вызывая подозрений.
Ее начала одолевать усталость. В голове всплыл образ Ансельма Штерна, ее кровного отца.
Неисправимо правдивая, она призналась самой себе, что он ей не очень понравился, что она его даже побаивалась. Вот Гризельде он понравился, она говорила с ним по-немецки.
Она вспомнила стройного бородатого человека в черном, немного похожего на демона. Он укладывал Смерть в ее собственную отдельную коробку.
Его английский был не лучше ее собственного неуклюжего немецкого. Его марионетки ее напугали.
Он — что-то вроде артиста. Серьезный ли он человек?
Она сосредоточилась. Знает ли он, что она его дочь? Знает ли он вообще, что у него есть дочь?
Ей стало жарко, она рассердилась и решила: если и не знает, надо сделать так, чтобы узнал.
Потом устала и чуть не расплакалась, и подумала, что ей нужно знать, кто она такая.
Сможет ли она рассказать Гризельде?
Утром она не стала спускаться к завтраку. Сжалась в комок под периной и сказала горничной, пришедшей с кувшином горячей воды, что больна, по правде больна, и хорошо бы та привела Гризельду. Горничная сказала, что поговорит с миссис Уэллвуд — с любой из миссис Уэллвуд, — но Дороти быстро сказала, что нет, пожалуйста, пусть только Гризельда придет. Побыстрее. Не нужно больше никого беспокоить.
Пришла Гризельда в белой блузке и зеленой юбке, с волосами, уложенными в свободный узел на шее.
— Что такое? Тебе нехорошо? Что случилось? Позвать врача?
— Нет. У меня пошла кровь носом. Видишь, покрывала испортила. Гризель, кое-что случилось — такое, что меняет всю мою жизнь.
Гризельда взяла полночное платье и нижнюю юбку, аккуратно сложила и села в пухлое кресло.
— Скажи.
— Я даже не знаю, смогу ли.
— Мы с тобой друг от друга ничего не скрываем. Только от внешнего мира.
— Эту тайну знало много людей, это тайна про меня, и ее от меня скрывали.
— Скажи.
— Мой отец… то есть… ну… он мне сказал, что я на самом деле не его дочь. Он слишком много выпил и как-то нечаянно проговорился. Он это не планировал.
Бледное лицо Гризельды побелело.
— Ты ему веришь?
— Да.
— А он сказал, кто был… кто твой отец?
— Да. Тот немец с марионетками, который приезжал на праздник Летней ночи, когда мы были маленькие. — Она подумала. — Я даже не знаю, знает ли он, что он мой отец. Я не могу спросить у матери… ничего не могу спросить… просто не могу. Я не могу вернуться домой. Мне нужно что-нибудь придумать и куда-нибудь уехать. И ты
Слеза выкатилась из голубого глаза Гризельды.
— Гризель, не плачь.
— Мы с тобой не кузины, — произнесла Гризельда. — Если это правда, мы с тобой не кузины.
— Зато мы еще больше лучшие подруги, — ответила Дороти. — Помоги мне. Куда я могу поехать?
Гризельда соображала изо всех сил.
— Ты согласишься рассказать Чарльзу?
— Он тоже не мой кузен, — сказала Дороти и рассмеялась хрупким, ломким смешком.
— Нет… но он все время ездит… расширять кругозор. В Германию, с Зюскиндом. Он ездит в Мюнхен, где живет тот… герр Штерн. Как ты думаешь… может быть, мы тоже сможем поехать? С Чарльзом, и герром Зюскиндом, и может быть, даже… даже с Тоби? Наверное, взрослый брат и два учителя сойдут за дуэний. А Чарльз умеет хранить тайны. У него полно своих тайн. Он втайне делает разные вещи с Зюскиндом, который с виду такой респектабельный и кроткий. Они ходят на всякие… революционные собрания, выставки передового искусства… наши родители просто умерли бы, если бы знали. Мы можем обе поехать. Я говорю по-немецки и буду там учиться. А если и оба преподавателя поедут, ты сможешь там точно так же готовиться к экзаменам. Я уверена, что в Мюнхене есть курсы, на которые мы сможем ходить. И там ты уже подумаешь, как с ним встретиться. С герром Штерном… с твоим отцом. Он мне понравился. Очень понравился. Он добрый.
Дороти соскочила с кровати и бросилась Гризельде на шею. Девочки обнялись. Гризельда разглядела кровь на рубашке.
— Как сильно у тебя кровь пошла. Лужи крови. Должно быть, ты ужасно испугалась.
— Верно.
— Но сейчас уже все прошло?
— Все в порядке, пока я чем-нибудь занята. Мне придется остаться тут на какое-то время. Я не поеду обратно в «Жабью просеку».
— Но ведь твои родители расстроятся… Они отпустят тебя в Мюнхен?
— Нужно их напугать тем, что я сделаю, если не отпустят. Расскажу всем. Сбегу из дому навсегда. Покончу с собой. Зачахну. Буду на них кричать не переставая. Им ничего из этого не понравится. Как ты думаешь, чем их лучше напугать?
— Я думаю, что тебе стоит запереться тут, злиться и изводить их. А я буду убедительна, очарую своих родителей и скажу им, что если они отпустят меня в Мюнхен, то я потом разрешу им устроить для меня огромный бал.
— Наверно, я теперь до конца жизни возненавижу балы.
— Все равно, если я устрою эту поездку, ты должна обещать, что придешь на мой бал. Для моральной поддержки. Нам придется все рассказать Чарльзу, или он никогда не согласится. Но если рассказать, то, наверное, согласится, потому что он любит тайны и всякие подрывные вещи.
29
Ребенок Элси родился в Димчерче, на чердаке с видом на море. Чердак принадлежал повивальной бабке, уже наполовину удалившейся от дел, — приятельнице Пэтти Дейс. Роды были долгими и ужасными, и синюшного ребенка, очень маленького, трясли и шлепали, пока он не завопил дрожащим голосом — как раз в тот момент, когда над Ла-Маншем забрезжил рассвет.
— Девочка, — сказала миссис Болл. — Маленькая, но выживет.
Элси плыла по волнам забытья, иногда выныривая, как русалка из моря.