Детский дом и его обитатели
Шрифт:
– А чего это вы, чуть что, так сразу в колонию? Другого места, что ли, нет?
– И то, правда, всё колония да колония… – поддержал его, громко шмыгнув носом, явно повеселевший Огурец.
– Как это – нет? А психушка? – с готовностью присоединилась к новым «протестантам» и сама ведущая – Кира. – И что это вы, Людмила Семёновна, чуть что, если кто вам не нравится, сразу туда вот и посылаете? А потом человек бандитом или психом становится по-настоящему.
– Да. Это не честно, – с энтузиазмом поддакнул вконец развеселившийся Огурец. – Общество вконец деградуирует, если и мы ещё бандитами станем.
Кира показала ему кулак и гаркнула:
– Закрой хлебало, тухлый овощ! Но Огурец уже завёлся. Сверля Людмилу Сергеевну искренним взглядом, он на голубом глазу выдал под общий смех:
– Нет, правда, нормальное общество не может состоять из одних психических бандитов.
– Или бандитических психов, – подсказала Надюха.
– А тебе что? – засмеялась Лиса. – Психи прикольные.
– А мне почему-то не хочется жить с этой сволочью.
Кира подскочила к нему и ловко отбила мощный щелбан. Издав дикий вопль: «Оййёёёёёййй!» Огурец, обхватив голову руками, начал раскачиваться на стуле. Чтобы загладить ситуацию, Кира примирительно сказала:
– Чего вы его слушаете? У него во какая голова – огурец и есть.
– Точно, – снова выступил Огурец. – Только я не жертва пьяного зачатия, в отличие от некоторых.
– Ой, тупидзе, довыступаешься! – Кира снова отбила ему щелбан и поспешила добавить масла в огонь: У него врождённая внутричерепная опухоль и половина мозга парализована, а другая от чрезмерных перегрузок преждевременно износилась. Если сделать трепанацию черепа и удалить ненужное, может, и станет нормальным огурцом. Говорите, Людмила Семёновна.
И она, отбив для профилактики ещё пару щелбанов, возвратилась на своё место.
– Мы никого не отправляем в психиатрические больницы просто так, – сказала с места Людмила Семёновна. – Без медицинских показаний.
– А Жигала зачем снова в психушку засунули? – выкрикнул Бельчиков. – Кто на него показал?
– Игорь Жигалов совершил неадекватный поступок, – сказала Татьяна Степановна, а я снова подумала о том, что:
какой же дурой надо быть, чтобы верить им, этой парочке, на слово…
Людмила Семёновна снова встала.
– Так, – сказала она строго, непререкаемым тоном. – Есть предложение обсуждение прекратить. Ольга Николаевна вам уже сказала…
Она смотрела на Ханурика так, будто готовилась его проглотить живьём. Но Олега это ничуть не смутило. Он умел быть упорным.
– Бельчиков по вашей указке действовал, вот вы его теперь и топите.
– Какая чушь! – возмутилась очень забавно Людмила Семёновна. – Как можно такому верить? Я настаиваю, вопрос о Бельчикове решать отдельно. Он уже всем успел насолить. Правда, Ольга Николаена? Он не дозрел до приёма в отряд!
– Чего это я не дозрел? – возмутился, пуще прежнего, Бельчиков.
– Он будет действовать разлагающе на ребят, – не глядя на него, сказала директриса. – Вот и Серёжа готов подтвердить.
– А что вы нас всё время баламутите? – выкрикнул Ханурик. – И что Огурец будет тут подтверждать!
– Точно, Огурец дозрел! – вставил слово приунывший Бельчиков. – Во какой желтый стал. Единоличник. Самого приняли, так он других топит.
– Какая чушь! – начала, было, Людмила Семёновна новую речь, но тут встал Серёжа, и все посмотрели на него.
– Я никого не собираюсь топить. Только ты, Мамочка, тоже своей головой думай в следующий раз, а не брюхом.
– Чем, чем я думаю, по-твоему? – слабо отбрехивался Бельчиков.
– Думаю, что думаешь пятой точкой, раз не брюхом и если вообще думаешь.
Тут Бельчиков взвился до потолка:
– А сам чистеньким хочешь остаться? Только проболтайся! Огурец решительно шмыгнул носом, но ничего не сказал.
– Хорошо, друзья, вопрос с Бельчиковым рассмотрим отдельно, на совете.
– А когда? – живо поинтересовался страдалец.
– После ужина. А сейчас все быстро в столовую.
Выпроваживаю ребят – несутся шумно и радостно – как после братания. В столовой сдвинули столы, наверное, чтоб чувство локтя (чужого – в своей тарелке) ни на миг не покидало… Я взяла стакан чая и поднялась в отрядную. Времени до совета немного, надо всё обдумать наедине. Вроде всё хорошо, но что-то важное, похоже, от меня скрывают.
Что?
И вот Игорь, оказывается, снова в психушке, а вовсе не в травматологии. А у меня за все эти дни не нашлось времени съездить к нему в больницу – Людмила Семёновна всё обещала: «завтра Игоря привезу»…
В отрядную, вслед за мной, вошла также и Тамара Трофимовна. Когда мы уходили в столовую, она о чём-то разговаривала с Людмилой Семёновной, сидя на диване, рядом с нашей отрядной. Посмотрела на меня устало, жалостливо и, мне показалось, снисходительно, потом сказала так, как говорят обычно очень упрямым, глупым детям:
– И что дальше?
Я неопределенно пожала плечами.
– По ситуации будем действовать.
– Думаете, победили сегодня, и всё сразу станет хорошо?
– Нет, конечно, я не настолько наивна.
– Я давно хотела вам сказать… – начала она совсем другим тоном. – Эта ваша благотворительность…
Я прервала её.
– Так, поясняю. Я здесь работаю, а не благодетельствую.
– Да, извиняюсь. Эта работа и есть благотворительность, которую вы практикуете на деле…
– Ещё раз. Я пашу здесь, если хотите.
Я это сказала резко и с вызовом.
– Вот именно, пашете. Именно это слово.
– И что в этом плохого, в таком случае?
– Всё.
– Как это?
Я просто потеряла дар речи от такого заявления.