Детский дом и его обитатели
Шрифт:
Поковырявшись вволю на полках, она вдруг пропела как пономарь – однако сочувственно и печально:
– Увы мне, яко отсюда прогоним есмь…
Я засмеялась.
– Это что за цирк такой?
Необычное поведение нашей перевозбуждённой пионервожатой меня всё больше настораживало.
– Так плакался диавол после принятия христианства на Руси…
И она истерично захохотала.
Я, было, подумала, что она пьяна. Но ведь знала наверняка, что Татьяна Степановна не пьёт вообще, убеждённая трезвенница. Я стала за ней наблюдать ещё внимательней. Странная всё-таки она какая-то… Она медленно повернула голову, её глаза, полузакрытые и затуманенные мечтательной пеленой, вдруг широко распахнулись и стали просто огромными. Она даже прикрыла их рукой. Волнение овладевало ею всё больше, она быстро и мелко дышала, иногда будто задыхаясь, потом удушье отпускало её… и снова возобновлялось. Глаза по-прежнему лихорадочно блестели. Испарина выступила на лбу и шее, вот-вот поплывёт щедрый многослойный грим…
Она подошла к окну и хотела открыть его.
Я попросила:
– Не стоит этого делать, сильный ветер.
Она помолчала ещё немного, молчала и я. Но вот она снова повернулась ко мне и сказала высоким срывающимся голосом:
– Бельчиков, кажется, сбежал.
– Да нет, он здесь, близко, я знаю, – сказала я, стараясь быть спокойной.
– Ты им разрешаешь бегать где попало?
– Да нет, просто они любят свободу. Любят бывать на природе, хотя её в городе не так уж и много. Почему я должны лишать их этого?
– Какая природа на Таракановке? – возмущенно сказала Татьяна Степановна.
– Там всё-таки есть вода. Зелень всюду. Небо, ветер…
– Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья! – с издёвкой произнесла она. – Я бы не стала их так распускать.
– В этом нет ничего плохого. Я тоже в детстве искала зелёные уголки природы в черте города. Детям иногда это нужно.
Она покрутила пальцем у виска, возвела очи горе и сказала таинственно и торжественно:
– Знаешь, я пристроилась к ним…
– Ты подслушивала? – притворно удивилась я, хорошо зная её тайное пристрастие.
– Да нет… Так…
– А что?
– Хотела узнать кое-что…
– И узнала?
– Ещё бы.
– И что?
– Гостям всё понравилось.
– Да?
– Очень!
Она просто лучилась от счастья. Вот ведь какой искренний человек! Так радуется успеху товарища! Но я не спешила «купиться».
– И что они ещё говорили?
– Что не такие эти дети и бандиты.
– Это новость.
– Необязательно всех в колонию. Что с ними можно работать. Слышишь, не бандиты.
– Какая удивительная новость! – всплеснула я руками. – А ещё?
– Ещё Людмилке грамотку дали.
– Какую… грамотку?
– Из райкома привезли.
Тут она упала в кресло и принялась по-наглому разглядывать меня. Я спросила:
– Что с тобой? Не можешь поточнее?
– Ничего, – весело сказала она.
– А ты не знаешь, почему Норы не было на собрании?
– Знаю.
– Так говори.
– Ку-ку твоя Нора.
– Что?!
– Сегодня уволили.
– Как… уволена?
– Так.
Она закатила глаза и откинулась в кресле.
– Постой… Это недоразумение. Нора – лучший воспитатель в детском доме!
Татьяна Степановна засмеялась.
– Даже лучше тебя?
– Я серьёзно.
– Матрона против неё дело хочет возбудить.
– Какое ещё дело?
– Уголовное.
– Что у неё украли?
– Девичью честь.
– Без балды можно?
– Девочка у неё в отряде забеременела.
– А Нора причём тут?
– Дело-то ночью было. А кто ночная? Как раз и Нора.
Дурное предчувствие, одолевавшее меня, обрело наконец реальные черты.
– Понятненько… И что, Нора согласилась с таким обвинением?
– Ей сейчас не до того. Дома неприятности. Кто-то из близких в аварию попал.
Она это проговорила с потрясающим равнодушием, даже не притворяясь, как в таких случаях обычно делают, сочувствующей.
Меня это уже взбесило.
– Да что с тобой происходит, Татьяна?
– Ничего.
– Ты очень странная сегодня.
Она резко развернулась ко мне.
– Не со мной, а с тобой «что».
Эти слова она произнесла почти с вызовом.
– Так…
– Ну что, уже подыскала себе что-нибудь? Что смотришь? Я сама новый список педсостава в роно отвозила.
– И что?
– Тебя в нём нет.
– Постой, что за список? – спросила я в полном недоумении.
– Ты же сама настаивала на проверке. Ну вот, была проверка, постановили обновить воспитательский корпус. Ты довольна? Что молчишь? А как ты думаешь, твои пацаны со мной подружатся?
– Ты здесь причём? – спрашиваю я, совершенно не воспринимая её слов.
– Теперь буду на первом отряде. А ты разве не знаешь? Тебе Людмилка не сказала?
– Спасибо за информацию, – говорю сразу осипшим голосом и вдруг замечаю… что она… Татьяна Степановна, наша славная пионервожатая, как бы воспарив над столами и стульями, гордо реет уже где-то под потолком…
Что за чертовщина!
Я зажмурилась…
– Можно подумать, не знала.
Теперь её голос доносится откуда-то из-под шкафа, у задней стенки отрядной…
Смотрю, едва приоткрыв глаза – теперь она бодро ползает на четвереньках, что-то старательно ищет на полу.
Силюсь встать со стула, но не могу.
– Что… что тебе здесь надо? – кричу я, но получается слабый шёпот. – Ты что-то потеряла?
– Колечко… колечко куда-то закатилось… Пустяшное, а жалко. На сборе слетело. Крутила на пальце, оно и соскочило. Тогда неудобно было искать. Помоги, я?
Она говорила всё это ублюдочно-спокойно.
Я встала и сказала:
– Пошла вон.