Детский сад, штаны на лямках
Шрифт:
– Ну как знаете. А по поводу Костика можете не беспокоиться, эта характеристика – простая формальность.
– Кстати, можно поинтересоваться, как вы определили, что у мальчика недоразвит мозжечок? Разве для этого не требуется сделать магнитно-резонансную томографию? Или, на худой конец, электроэнцефалограмму?
– Совершенно не обязательно, достаточно иметь большой профессиональный опыт, – важно отозвалась женщина-рентген.
– Еще вопрос: может ли пятилетний ребенок страдать старческим слабоумием?
Психолог распахнула
– Вы шутите?!
– Отнюдь. В вашей характеристике сказано, что у Алябьева «слабо выраженная сенильная деменция», а сенильная деменция – это ведь старческое слабоумие. А в чем, если не секрет, оно проявляется?
Заболотная загадочно уставилась в потолок, но не успела ничего ответить, в кабинет заглянула ее коллега.
– Ариша, ты завтра пойдешь на панихиду?
Арина Викторовна испустила тяжкий вздох:
– Ох, как не хочется! В субботу у меня генеральная уборка.
– Начальство велело всем быть, будут отмечать. Кто не придет, заставят отрабатывать.
– Придется идти. Во сколько начало?
– В восемь.
– О нет! – простонала психолог. – Кто придумал устраивать панихиду в такую рань? Теткам уже не поможешь, а нам мучение.
– Ладно, – улыбнулась коллега, – увидимся в соцзащите!
Я насторожила уши:
– Какая панихида? По Махнач и Прудниковой?
– Вы знаете? – удивилась Заболотная. – Ну да, весь город гудит, двойное убийство!
– Простите, а какое отношение ваш психологический центр имеет к соцзащите?
– Самое непосредственное, мы и есть соцзащита.
Я испытала легкий шок.
– То есть как?! Вы же ОУСС ГБУ СО МО… – Я сверилась с листком, чтобы правильно прочесть аббревиатуру.
– Мы социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних, который обслуживает интересы соцзащиты. Наши подопечные – это дети из неблагополучных семей, состоящие на учете в отделе опеки и попечительства.
– А логопед? Он тоже работает с теми, кто состоит на учете?
– Не всегда, для этого необходимо быть на патронажном обслуживании центра.
– Что это значит – патронажное обслуживание?
– Не забивайте голову пустяками! – отмахнулась Заболотная. – Вас это никогда не коснется, это относится только к социально неблагополучным семьям!
В этот момент в кабинет постучали. За дверью стояла женщина с девочкой, очевидно, они пришли на платную консультацию. Арина Викторовна мгновенно стала белой и пушистой.
– Всего доброго, надеюсь, я смогла вам помочь, – с милой улыбкой сказала она, слегка подтолкнув меня к выходу.
Я села на стул в коридоре, достала Ленкино заявление в «Доверие ради жизни» и еще раз его перечитала. Я чувствовала: ловушка где-то здесь, но где?!
И тут меня словно током ударило: да вот же! Прямо по пословице: смотрю в книгу, а вижу фигу! Сколько раз я брала в руки этот листок и только сейчас заметила в самом низу текст, напечатанный очень мелким шрифтом. Вглядевшись, я прочитала:
Даю согласие сотрудникам ГБУ СО МО «ЭСРЦН „Доверие ради жизни“» на обработку и передачу своих персональных данных и персональных данных моего ребенка в компетентные органы в целях защиты своих прав и законных интересов своего несовершеннолетнего ребенка (детей) на период нахождения семьи на патронажном обслуживании в ОУСС ГБУ СО МО «ЭСРЦН „Доверие ради жизни“».
Это что еще за абракадабра? В какие компетентные органы Ленка согласилась передать свои персональные данные? Уж не в соцзащиту ли?
Меня осенило: ситуация здесь такая же, что и с кредитными договорами. В кредитных договорах, которые банки предлагают нам подписать, самая главная информация та, которая напечатана мелким шрифтом. Там указан реальный размер выплат по кредиту, сумма переплаты, комиссионные банка за внесение наличных, размер штрафа за просрочку и прочие неприятные моменты, которые, будь они напечатаны крупно, заставили бы клиента задуматься: «А нужен ли мне этот кредит или обойдусь без него?»
Здесь – то же самое. Вся эта туфта про логопеда не имеет никакого значения, она для отвода глаз. Главное – подписав эту бумагу, Елена Алябьева согласилась с последним абзацем. Она добровольно признала себя социально неблагополучной и автоматически встала на патронажный учет в отдел опеки и попечительства!
«Патронажный» – это значит, что в любой момент к тебе домой имеет право заявиться инспектор Махнач, пересчитать комплекты детского белья, заглянуть в холодильник и, если увиденное ей не понравится, отнять ребенка.
Теперь я поняла, почему это заявление о занятиях с логопедом лежит первым в личном деле Алябьевой. Оно развязывает руки продажным чиновницам. Если мамаша сама назвала себя неблагополучной, лишить ее родительских прав можно в одну секунду!
Ленка Алябьева конечно же не понимала, что подписывает. Должно быть, она, как и я, просто не заметила мелкий текст, а если все-таки прочитала его, то не поняла. Специально так хитро написано, чтобы обычный человек не сообразил, в чем суть. «В целях защиты законных интересов своего несовершеннолетнего ребенка…» – никому же и в голову не придет, что государство будет «защищать» ребенка от собственной матери!
В общем, теперь ясно, как было дело. Ленка Алябьева конфликтует с заведующей детским садом Бизенковой, выступая против плохой воспитательницы. И тут совершенно случайно в детский сад приходит психолог Заболотная, тестирует Костика Алябьева и выдает матери «страшную» характеристику, испещренную непонятными терминами. Ребенку срочно требуется помощь психолога, а заодно и логопеда! Ленка конечно же впадает в панику и подписывает договор с психологическим центром «Доверие ради жизни». Только вот никаких занятий с логопедом не будет, через неделю опека заберет у нее сына. И все бумаги составлены так, что комар носа не подточит!