Детский сад. Дебют в России. Книга о том, кем, каким образом и на каких основах было создано российское дошкольное воспитание

Эта книга о том, как впервые появилась и закрепилась идея детского сада в российской действительности, как усилиями нескольких людей, принадлежавших к трём разным поколениям, из полуфантастических проектов она превратилась в реальное, многим понятное и уважаемое дело.

Книгу открывает первопроходец, первый «Дон-Кихот» российской дошкольной педагогики – Егор Гугель, который ещё за тридцать лет до детского сада создал в России его прообраз – школу для малолетних детей при Гатчинском воспитательном доме.

Вторая часть книги состоит из тех педагогических работ, которые перекинули прочный мост от этих первых опытов до эпохи

бурного развития идей и практики дошкольного воспитания, наступившей в царствование Александра II. Автор этих работ – князь Владимир Фёдорович Одоевский (хорошо знакомый нам в качестве писателя и сказочника – но на самом деле бывший личностью уникально многогранной). В. Ф. Одоевский стал центральной фигурой всей русской педагогики 1840-х годов и главным хранителем, исследователем, систематизатором, пропагандистом идей дошкольного воспитания.

Наконец, третья часть нашей книги посвящена тем удивлённым откликам, публикациям и обсуждениям, которыми встретило петербургское общество появление первого российского детского сада на углу Большого проспекта и 9 линии Васильевского острова.

Из сочинений

Е. О. Гугеля, о Е. О. Гугеле и о школе для малолетних детей при Гатчинском воспитательном доме

…Представленный им по этому предмету проект начальству сперва не был опробован; но не воспрещалось ему, если он желает, сделать опыт такого воспитания только на свой счёт.

Не затрудняясь таким отказом, он предложил в 1832 г. пишущему эти строки, на общих с ним издержках, учредить школу для малолетних детей, принадлежавших к Гатчинскому Воспитательному Дому и до того времени живших у городских обывателей. На первой раз было избрано учредителями 10 мальчиков, от 4 до 6 лет.

Главная цель учреждения этой миниатюрной школы была та, чтобы детей, совершенно чуждых родства, сдружить сколько возможно ранее с семейною жизнью и дать правильное направление развитию их способностей, сколько наука о воспитании то дозволяла. Для школы был нанят, на собственное иждивение учредителей, маленький домик особняком, с чистым, довольно обширным двором и небольшим садом…

В общем, открылось нечто, куда дети прибегали по утрам с радостью, а расходились с плачем. И просуществовала эта «школа не школа» в этих руках и в таком виде около двух лет.

Вскоре один из друзей напишет и первую в русской истории обстоятельную статью, посвящённую дошкольному воспитанию. И издаст её в первом российском «Педагогическом журнале», который они же и создадут.

А ещё через несколько лет по представленному ими проекту выйдет и первый отечественный «нормативный документ», посвящённый дошкольному воспитанию. И документ этот будет торжественно скреплён императорской подписью.

Всё это происходило до того, как Фридрих Фрёбель произнёс во всеуслышание слова: «Детский сад». Но в те самые годы, когда он готовился их произнести.

Совершались ли опыты в Тюрингии и Гатчине независимо друг от друга? Вроде бы да. Но скорее их стоит считать разными побегами из одного корня. Ведь и Фрёбель прежде всего опирался на идеи своего учителя, Генриха Песталоцци. А другим учеником Песталоцци был пастор фон Муральдт – учитель Егора Гугеля, того из названных нами друзей, кому и принадлежала вся инициатива в дошкольных проектах. А его товарищ и соратник Пётр Гурьев, подхватывавший и поддерживавший эти проекты, оставит через четверть века подробный рассказ о своём друге. (Этим рассказом мы очасти воспользуемся далее).

Так что Егора Осиповича Гугеля – первого российского исследователя дошкольной педагогики – можно окрестить «педагогическим племянником» Фрёбеля, хоть и не знавшим о своём родстве.

Конечно, масштаб и новаторство опытов Фрёбеля и Гугеля разнились. Гугель отталкивался от известных на тот момент европейских опытов «школ для малолетних детей», Фрёбель создавал нечто, не имевшее аналогов. Но созвучным было их общее направление, одухотворённость, понимание сути своего дела.

Должность, на которой развернулась деятельность Егора Гугеля была весьма почётна для его двадцативосьмилетнего возраста: «инспектор классов» в Гатчинском воспитательном доме – одном из крупнейших учебных заведений первой половины XIX века. «Инспектор классов» – то есть человек, заведующий всей учебной частью. (Через четверть века на этом месте в той же должности будет работать К. Д. Ушинский, который в одной из своих работ назовёт Гугеля «едва ли не самым замечательным из русских педагогов»).

Гатчинский воспитательный дом (до 1817 года – Гатчинский сельский воспитательный дом, после 1837 года – Императорский Гатчинский сиротский институт) был создан в 1803 году указом Александра I по прошению императрицы Марии Фёдоровны для призрения и обучения сирот всякого звания: сперва после 10 лет, потом – после 7, и, наконец, с четырёх. Курс обучения в Воспитательном доме год за годом возрастал от программы, близкой к начальной сельской школе до курса классической гимназии. Число воспитанников доходило до 1000 человек.

Вроде бы Гугелю не с чего было жаловаться на судьбу. Но насколько парадоксально выглядят судьба и дела его относительно друг друга!

Немецкий мальчик, переехавший в Петербург в пятилетнем возрасте, осваивавший русский язык в зрелые годы как иностранный – станет одним из первых выдающихся русских методистов-словесников. (Будь наш рассказ более обращён к начальному образованию, то в огромной степени следовало бы посвятить его борьбе Гугеля и Гурьева за осмысленную методику преподавания родного языка. Удивительно современно читаются их сочинения, посвящённые «методе Жакото». Словно речь идёт о защите нынешних методов обучения грамоте, отстаивающих движение от понимания к озвучиванию, от смысла к букве. Вместо имён Жирара и Жакото порой хочется подставить имена А. М. Кушнира, Е. Е. Шулешко, А. М. Лобка).