детский сад
Шрифт:
Его еще долго потом успокаивали, а он все порывался уйти куда-то в заснеженное поле.
По целинному проселку добрались до обозначенной на карте деревушки.
Ее уже почти что и не было. В поле виднелся десяток огороженных подкопченных печей с обугленными растрепанными старыми яблонями вокруг. Дальше за деревьями обнаружилось полотно.
Тезка сразу, не притормаживая, мягко и аккуратно взобрался на насыпь и перевалился через рельс. Попробовал проехать - получилось. Одно колесо катилось по торчащим концам бетонных шпал, другое между рельсами.
–
– сам себе скомандовал и добавил газу.
Трясло немилосердно. Белая полоска с полузаметенными ниточками рельсов убегала вперед и терялась в деревьях.
– А мо-о-о-жешь бы-стре-е?
Мог и быстрее. Так вроде бы и трясло не так раскачисто.
В ровном свете драгоценной керосиновой лампы, сосредоточенно жмурясь в обжигающем тягучем пару, блаженно ерзая на нагревшейся простыне, Егор переживал заново такое разное сегодня. А главным сегодня все-таки был снег. Стоило закрыть глаза, и перед ними оказывалось снежащееся небо.
– «А когда доешь свое красное печенье, то тоже пойди и умри».
– закончил он ровным голосом и глянул на Максима.
Тот сидел рядом на полке, подтянув ноги и уткнувшись головой в скрещенные руки. Лица видно не было, по рукам рассыпалась его гордость - длинная темно-русая челка, слипшаяся в сосульки от пота и пара.
– Ништяк.
– послышался приглушенный голос.
– Сочиняешь, значит, про нас страшные истории.
– Я всегда про нас.
– гордо сказал Егор, с кончика носа сорвалась и шлепнулась на ногу большая капля пота.
– Настоящий художник никогда ничего не выдумывает!
Макс поднял голову - челка тут же облепила его тонкие черты, насмешливые глаза блеснули из-под волос.
– Так вот какое Вы печенье притащили нам, сэр, с сюрпризом значит.
– Обычное печенье!
– вскинулся внимательно прислушивающийся к разговору Семенов, бултыхавшийся внизу со своим тазиком.
– Ничего оно не красное, это пачка красная, а так оно вообще желтое!
– И что же было вначале.
– заинтересованно спросил у него Максим.
– Курица или яйцо?
Семенов недоуменно посмотрел на Егора. Тот ухмыльнулся.
– Вообще яйцо уже было в курице. Только она об этом еще не знала. А потом смотрит - а оно красное!
– Егор согнулся пополам хихикая.
Снизу ударил поток теплой мыльной воды и он, отфыркиваясь и вытирая лицо, сполз с полки, зацепил мокрую простыню и, смеясь, вывалился из парной.
– Бессмысленно как-то все.
– сказал неожиданно Максим и заправил челку за ухо.
Они с Егором стояли голые за баней, приминая босыми ногами небольшой сугроб и растаивая разгоряченными телами не подозревающие о подвохе налетающие снежинки, продолжавшие сыпаться из раскрытого черного неба.
–
– поправил друга Егор. Тот улыбнулся грустно.
– Темно как-то… Временами отпускает,… а потом снова видно, что ни смысла, ни света.
– Это зарубает тебя временами!
– разозлился внезапно Егор.
– А в остальное время ты все понимаешь! Ты еще пожалей себя!
Повернулся и раздраженно пошел назад в баню. Выйдя из-за угла, чуть ли не наткнулся на Инну Зелинскую, проходившую мимо. Та растерянно окинула взглядом его голый торс, ниже.
– Ничего интересного!
– буркнул он ей и двинулся дальше.
Плюхнулся в бане лавку. Как это ничего интересного? Рванулся к двери исправиться, но Инна уже исчезла. Симпатичная девчонка. Только томная вся какая-то. Еще в обморок грохнется. Представилась Зелинская, валявшаяся в обмороке возле мужской бани. А Макс все-таки идиот. Такой умный, а все-таки идиот.
Егор скинул башмаки и с разбега прыгнул на свою нелюбимую скрипучую кровать, которой давно мечтал поменяться. Шляхтерман, увлеченно что-то искавший под своим ложем, стоя на карачках, никак не отреагировал на его появление.
– Шурик, - позвал Егор.
– А тебе темно?
Шляхтерман высунул свой длинный горбатый нос из-под кровати и показал Егору горящий фонарик в руке.
Я имею в виду вообще, по жизни. Но собеседник уже опять исчез под кроватью.
Шурик, а давай кроватями меняться. Никакой реакции, только задница торчит.
– Я в придачу свой плед лучший отдам, зеленый, верблюжья шерсть, сейчас такого не найдешь.
– продолжал соблазнять Егор.
Шляхтерман вылез из-под кровати, уселся на пол и почесал рукой с зажатым в ней фонариком светлую копну волос.
– Зеленый?
– Во, вот этот.
– показал Егор. Шурик встал, подошел, пощупал, подумал.
– Нет.
– повернулся.
– Она у тебя скрипит, ты и так достал уже всех скрипеть, а если я еще и сам начну…
– А у тебя что, не скрипит?
– сварливо начал Егор, но Шляхтерман уже снова был в партере.
– А у меня не скрипит!
– донесся его тонкий голос.
– Ни у кого не скрипит, только у тебя.
– А ты храпишь!
– мстительно сказал Егор.
– Ну и кому от этого плохо.
– рассудительно заметил Шурик.
– Мне лично - нет. Снова не получилось. Шлепнул обреченно по не желающему видоизменяться лежбищу.
– Шурик!
– возмущенно вскричал.
– Они опять белье нам поменяли!
– Ну и что?
– равнодушно откликнулся тот.
– Постирали, поменяли, чего тебе не нравится? Хочешь с грязным спать?
– Эх, молодой ты еще.
– вздохнул Егор.
– Женщина может менять мужчине белье, только если они состоят в близких отношениях. Очень близких, ну ты понимаешь. Стирать - пускай, конечно, стирают, но это - святое. А с кем ты тут состоишь в близких отношениях? Я подозреваю, с кем ты тут состоишь в близких отношениях!