Детство 2
Шрифт:
— Самое то, — Одобрил я, и в голове у меня всплыли слова тёти Песи, шо Косту-моряка знают может и не за всю Одессу, но за Молдаванку и Пересыпь она железно ручается.
— Ой! — Воскликнула София, прижав руки к губам и выглядывая у Косты через плечо, — Это я?!
Возглас привлёк внимание, и гости начали толпиться вокруг, любопытствуя и давясь. Коста на ето быстро решил, поставив портрет жены прям на рукомойник во дворе, штоб всем было видно.
— Шоб я так жил, — Подивился какой-то пожёванный жизнью и каторгой приятель Косты, — среди нас настоящий талант! Я таки знаю, за шо говорю, потому как моё ремесло немножечко рядом!
— Первая моя… — Смущался Чиж внимания, — которую мастер подписать велел.
Гости немножечко сильно погомонили,
Потом Коста представил нас как своих «юных, но проверенных друзей», на што все покивали чему-то своему и постарались запомнить наши морды лиц. А ето серьёзно! Если што, теперь и на помощь подойдут.
— Будет шо-нибудь за музыку? — Поинтересовался негромко один из мужчин, выразительно так покосившись на прихваченную мной гитару, — За ваши танцы я много слышал, но за музыку обычно хорошо делает Коста.
— Будет, — Отвечаю, дожевав, и взяв гитару, начинаю наигрывать потихонечку.
— Ша! — Услышал нас Коста, — Немножечко послушаем другое дарование.
— Такая себе поетическая история о вашем с Соней знакомстве, — Пояснил я, трогая струны.
Я вам не скажу за всю Одессу, Вся Одесса очень велика, Но и Молдаванка и Пересыпь Обожают Косту-моряка. Шаланды полные,— Делаю самолегчающую паузу и подмигиваю Косте —
… кефали, В Одессу Коста приводил,Здесь мужчины локтями затолкали друг дружку, да в усы зафыркали — дескать, знаем мы, какую там кефаль Коста возит! Контрабандой отовсюду!
— И все биндюжники вставали Когда в пивную он входил. Синеет море за бульваром Каштан над городом цветет И Константин берет гитару И тихим голосом поет: "Я вам не скажу за всю Одессу, Вся Одесса очень велика, Но и Молдаванка и Пересыпь Обожают Косту-моряка." Рыбачка Соня как-то в мае, Направив к берегу баркас, Ему сказала: "Все Вас знают, А я так вижу в первый раз." В ответ открыл он "Сальв'e" пачку, Сказав с небрежным холодком "Вы интересная чудачка, Но дело, видите ли, в том, Я вам не скажу за всю Одессу, Вся Одесса очень велика, Но и Молдаванка и Пересыпь Уважают Косту-моряка." Фонтан акацией покрылся, Бульвар французский был в цвету. "Наш Коста кажется влюбился," — Кричали грузчики в порту. Об этой новости неделю Везде шумели рыбаки. На свадьбу грузчики надели Со страшным скрипом башмаки. Я вам не скажу за всю Одессу, Вся Одесса очень велика. День и ночь гуляла вся Пересыпь На веселой свадьбе моряка! [27]27
Слова
Перепев её несколько раз, и два раза общим хором, играл и пел потом и другие песни. Не я один, тут чуть не целый оркестр! Мно-ого музыкальново народу здесь. Гармони, гитары, балалайки, мандолины и скрипочки, флейты и прочее. Не все прям совсем хорошо, но зато от большой души.
Пели, пили, танцевали греческие, русские танцы и еврейское всякое вперемешку. Ну мы с Санькой в грязь лицом и не ударили, значица!
Санька потом со всеми почти што девчонками перетанцевал, а я пару раз станцевал тоже, а потом гляжу — Фира расстроенная сидит. Не так, как мышь на крупу дуется, другим на поглядеть, а по-настоящему. Улыбается вроде, а такое горе внутри! Ну и я всё. Только с ней.
Наверное, вообще.
Двадцатая глава
Массивная дверь конторы мягко захлопнулась за мной.
— Суки! Твари неебические, конём их маму через папу!
Похлопав себя по карманам, достал сигареты и зачиркал зажигалкой. Как назло, отлетел кремешок, и зажигалка полетела в стену, негромко бахнув остатками газа.
Покатав фильтр во рту, нашарил глазами возящегося с какими железяками рабочего в углу двора.
— Найдётся? — Показываю сигарету. Не нашлось. Кинул её назад в пачку, да и пошёл восвояси, подняв воротник от холодного порывистого ветра.
— Сходил за справедливостью? — Поинтересовался Валерка в бытовке, зевая во всю запломбированную пасть.
— Сходил! Димасик ебаный, чтоб ему на голову насрали! Не внёс, блять! Больше восьмидесяти часов вылетело через жопу, и что-то мне подсказывает, что хуй вернут.
— Хуй, — Согласился Валерон, — потому я жопу хуй подыму лишний раз, я их переработки вертел вместе с перерабатывальщиками.
— Ну, блять… по уму если, так им же самим такая политика боком выходит! Раз-другой-третий наебут, так или уходят нормальные работяги, или вот как ты — лишний раз хуй пошевелишься, а если и пошевелишься, то ни разу не для работы. И коллектива никакого, одни хуй пойми кто!
— Тащи со стройки каждый гвоздь, — С удовольствием продекламировал тот, потянувшись лёжа, — ты здесь хозяин, а не гость!
— Насчтёт по уму ты прав, но со своей колокольни, — Валерка по случаю выходного нетрезв сильнее обычного, да ещё, похоже, раскумарился, на умняк потянуло, — а у них своя! Не здесь, но слышал, как прораб мастера молодого учил. Как там… нет, дословно не помню, но что-то там по поводу коллектива. Нельзя коллективы, короче. Договариваться тогда придётся — хоть по быту, хоть по зарплате. Са-авсем другие деньги пойдут!
— Один хер окупится!
— Хер там! То есть окупится конечно, но тогда, с коллективами, нахуй пойдёт тот же Димасик с его купленным дипломом и мякушкой в голове заместо мозгов. Прораб пиздить влёгкую не сможет — ни с работяг, ни со стройки. Ну и повыше — откаты хуй там. Сечёшь?
— Секу. Бляди… третья работа меньше чем за год, и что-то мне подсказывает, что и здесь хуй задержусь!
— Такая себе вилка, — Валера повернулся набок и подпёр голову кулаком, — ищешь где лучше, а приходишь когда в контору, там на трудовую смотрят. Бегунков не любят, проблемные! И похуй им, пьёш ты или вот так — за свои кровные. Покорные нужны.
— А вот хуй им! — Вскинулся я, скидывая обувь и с ногами залезая на нары. Через несколько минут разговор утих сам собой, и я уткнулся в телефон, бездумно листая ВКонтакте.
«— Лёшка… Маринка… второго уже!? Женя Субботин… о, гастрабайтер херов! В Германии устроился, нелегал херов! Везде хорошо, где нас нет! А может… хм… А что я теряю? Место в бытовке и постоянные наёбки в деньгах?»
Пальцы начали набирать сообщение…
— Ф-фух! — Я резко сел на топчане.
— Сон? — Глуховато поинтересовался Санька, высунув голову из-под одеяла.