Детство 2
Шрифт:
С Шуваловым действительно ведь — хоть бы и все! Такой себе человек, что для Двора он канешно свой, а так не очень. Да и во дворе, через близость свою адъютантскую к Сергею Александровичу, многие другие Романовы его через штыки видели. Тот ещё гадюшник.
— Убийство Павла Петровича произошло за пределами моей юрисдикции, — Докладывал Трепов Великому Князю, — но я счёл должным начать расследование, пока негласно.
— Не доверяете жандармерии? — Поинтересовался московский генерал-губернатор, жестом приглашая
— Точно так, Сергей Александрович, — Отозвался тот, присаживаясь аккуратно, — не доверю!
Позвольте начистоту?
Задумчивый кивок…
— Профессионализм жандармов изрядно преувеличен — были, так сказать, случаи убедиться.
Сергей Александрович еле заметно нахмурился, но кивнул. Нынешний шеф жандармов, Пантелеев Александр Ильич, человек приятный во всех отношениях, но компетентность его несколько сомнительна. Компромиссная фигура со всеми вытекающими. И если таков шеф жандармов, то что же можно сказать о подчинённых?
— Политическая сторона… — Дмитрий Фёдорович не стал продолжать, замолкнув весьма выразительно. Великий Князь кивнул хмуро, да и что там объяснять? Понятно, что при компромиссной фигуре шефа жандармов, политика Корпуса будет подобна флюгеру.
— Поддержу, — Нехотя сказал Сергей Александрович, чуть сощурив глаза, — мне и Ники нужна достоверная информация.
— Для начала, — Трепов выложил документы на стол, — в этой печальной истории меня насторожило несколько моментов. Прежде всего ряд деталей, говорящих либо о запредельной согласованности действий, нехарактерных для анархистов. Либо о больших деньгах…
— Что тоже нехарактерно для них, — Закончил предложение Великий Князь, откинувшись на спинку кресла, — Вынужден с вами согласится, Дмитрий Фёдорович. Действуйте!
Двадцать вторая глава
Фиру под вечер сильно кинуло в жар, который она скрывала до последнево, так ей хотелось быть с нами, а не дома. Вялая такая вся стала, как тряпочка, даже опираться толком на руку не могла, когда назад шли.
— Голова болит, — Пожаловалась она, через силу улыбаясь, — Я, наверное, не буду сегодня в карты играть вечером. Без меня, ладно? Поужинаю, да и спать пораньше лягу.
Я подумал было за солнечный удар, но потом такой — не-а! Целый день на улице, ето да, но не самом же солнце! По теньку в основном, да и до моря два раза доходили поплескаться-охладиться. Шляпка на голове, ситро несколько раз пили, мороженое ели. Не то, ой не што-то!
Не солнечное.
Тётя Песя мной была натревожена и коснулась губами лба дочери.
— Жар, — Озабоченна сказала она, — и сильный-то какой! Ну-ка мыться, да я тебя заодно уксусом и оботру!
С утра поднялись было на завтрак, а я такой — стоп! С синцой Фира мал-мала. Сидит за столом, улыбается через силу. Малость самую, как после речки, если бултыхался долго.
— Чево встал, — Пхнул меня Санька в спину, — подымайся, живот ждать не хочет! Слышь?
Пузо ево, как по заказу, вывело ту-ру-ру, а потом
— С какого ето она озябшая? — Повернулся я к нему, вцепившись в перилу и не пропуская друга наверх, — с утра-то, по летнему дню?
А самово ажно хмурит где-то внутри. Такое што-то…
— Зараза! Санька, назад, и заткни пока своё пузо могучим потом! Тётя Песя, вы никуда, а я за врачом.
— Шо такое?! — Затревожилась та, и ажно сковороду от испуга на пол — бац! Только бычки жареные по дощатому полу разлетелись, маслом ево пятная. И сковородка заплясала, гудя.
— Ой вэй, тётя Песя! — Уже совсем издали говорю, чуть не с улицы, — Не хочу заранее думать о вас гадости, но похоже таки на тиф. Если и нет, то лично я буду рад за всех нас, но тока через доктора!
Та только рот открыла, закрыла… да с трудом до табурета дошла, пока всехний кот рыбу подъедал, давясь и фыркая от горячево.
— Не волнуйтесь, — Отвечаю, — за деньгами вообще не переживайте, их есть у меня, и даже без отдачи! Саня! Бегом обуваемся в башмаки, штобы не выглядеть у доктора как оборванцы и босяки с Молдванки! Пусть мы и немножечко да, но люди вполне серьёзные и даже немножечко уважаемые!
Обулись, да и как втопили вдвоём! Только я и успел, што кепку на голову вдеть, да деньги сдёрнуть из тайника. Не те, которые тёте Песе на сохранность, а те, которые шахматные. Тоже так ничего, не мало!
Выскочили с Молдаванки, да бегом! Я до извозчика, а тот раз! И кнутом машет, скотина такая!
Думает, я с ним похулиганить решил.
— Штоб тебе якорь заместо анальной пробки встал после жёниного форшмака, да зацепился там всеми лапами на недельку! — Пожелал я ему скупо, потому как поругаться хоть и захотелось, но тревожно за время. Отбежал до другово, нашаривая на ходу полтину и сразу ту над головой, — Госпитальный переулок, к Еврейской больнице!
Домчались быстро, и я сразу до доктора. Санька с уже ополтиненным извозчиком ждать остался. Знаю уже, как надо, штобы пропустили — ассигнация в руках над головой, да не самая мелкая, пятирублёвая. Служители больничные на входе сразу пустили, только санитар — пожилой здоровенный идиш, поинтересовался:
— Тебе до какого доктора так спешно?
— До тово, который на тифу!
— Сам? — Чуть шатнулся от меня санитар, окинув цепким взором.
— Соседи.
Всево через несколько минуточек доктор вышел. Молодой ещё совсем, как для доктора.
Непредставительный. Худой, без очёчков и седины. Тьфу, а не доктор! Даже усы так себе — из тех, што для надо отращивают, а не щегольские от души.
Ехали пока, я етому Хаиму Исааковичу про симптомы и порассказал.
— Доплатить бы, — Потребовал извозчик встревоженно, обернувшись на ходу, — за такое-то беспокойство! Тифозных возить, так за ними потом пролетку мыть, и не абы как! Полдня таки потерял с тифозным заказом через свою доброту!
Пообещал ему пять рублей, если таки да, и рубель за таки нет на лечение нервов.