Детство Александра Пушкина
Шрифт:
Черновую тетрадь со стихами Саша тщательно прятал от посторонних глаз. Он думал показать «Толиаду» Василию Львовичу только когда закончит её. Мальчик был строг к себе, часто переделывал уже написанные стихи, безжалостно вычёркивая неудачные, по его мнению, слова и строки. Даже сестре он показывал не всё. Юный поэт был так поглощён сочинительством, что запустил уроки, особенно латынь.
У Пушкиных служила мамзель Лорж, некрасивая полноватая немка из обрусевшей семьи. От немецкого произношения она сохранила разве что неспособность правильно выговаривать некоторые звонкие согласные. Из неё вышла не учительница, а очередная домашняя надзирательница, которая считала своим священным долгом следить за детьми, чтобы они вовремя делали уроки, не шалили, аккуратно одевались, не опаздывали на занятия и к столу ни на минуту – словом, вели себя не как дети, а как солдаты немецкой армии. К Оле у гувернантки претензий почти не бывало, а Саша вечно заслуживал её порицания за неряшливость и невыученные уроки. Лорж долго не могла докопаться до причины этих ужасных, по её мнению, «прегрешений», пока, наконец, случайно не приметила, что утром Саша сунул что – то под матрас.
В классной комнате Руссло вёл урок латыни. Зная прекрасную память ученика, его способность быстро схватить суть и легко ответить задание после сестры, он спросил мальчика первым. Заданные слова и выражения Саша запомнил ещё на предыдущем уроке и ответил без запинки, а в латинских склонениях совершенно запутался. Руссло, выслушивая его попытки просклонять трудное существительное, язвительно улыбался, отчего несчастный ученик ещё больше смешался. Тут вошла Лорж и, отдавая гувернёру Сашину заветную тетрадь с «Толиадой», стала возмущаться:
– Фот чем мсьё Александр санимаетца фместо урокоф! Посмотрите, какоф стихотфорец!
Руссло с любопытством полистал Сашину тетрадь и прочёл с деланным пафосом первое четверостишие:
Пою сей бой, в котором одолел Толи,Где отличился Поль, где воин не один погиб,Николу Матюрена и прекрасную Нитуш пою,Коей рука – награда победителю в лихом бою.Кончив чтение, гувернёр принялся насмехаться над стихами:
– Хи – хи! Что это, мсьё поэт, рифма у Вас в первом двустишии подкачала: Толи – погиб… Хи – хи! Герою Вашему до Генриха Великого – как до Луны… Хи – хи! А карлице Нитуш до любовницы короля Прекрасной Коризанды – как до Солнца! Хи – хи! Тоже мне графиня Диана де Грамон, хи – хи – хи!..
Саша терпел эту «пытку», краснея и глотая слёзы. Наконец, он не выдержал издевательства, схватил тетрадку с «Толиадой» и порывисто бросил в печку. Увидев, как запылали листы с его стихами, юный поэт заплакал и выбежал из классной комнаты, хлопнув дверью.
Сестра молчала, понимая, что вмешиваться бесполезно, но внутренне вся кипела от негодования. Про Руссло она подумала, что его стихам до вольтеровских тоже очень далеко, и гнев её обратился больше не на спесивого гувернёра, а на Лорж, выследившую юного сочинителя. «Ну, погоди, вредина!» – думала Оля, соображая, чем бы проучить гувернантку, чтоб ей стало неповадно копаться в чужих вещах и наушничать. Заметив, как опасливо немка поглядела на ползущего по столу чёрного таракана, девочка придумала способ «мести». «Только бы Параша согласилась! Только бы согласилась!» – повторяла она про себя.
Собравшись с силами, Оля старательно ответила урок и, когда гувернёр отпустил её на переменку, принялась утешать Сашу, горевавшего о погибшей поэме на сундуке в чулане.
– Вот увидишь, я ей устрою, этой подлой Лорж!
– Что ты задумала? – спросил брат, утирая слёзы.
– Это пока секрет. Завтра узнаешь! – напустила туману девочка. – А Руссло просто жалкий завистник. Ему самому до Вольтера как… до Луны!
Олин план вполне удался. Узнав о происшествии на уроке, Параша согласилась ей помочь, не раздумывая. Горничная убиралась у гувернантки и не любила её за бесконечные придирки: то пыль не так вытерла, то вещи на столе переложила не туда. Угодить мелочной немке при всём старании у Параши не выходило.
Когда перед сном Лорж пришла в свою комнату, к её удовольствию там всё было самым тщательным образом прибрано, стол блестел, притом предметы туалета лежали точно там, где она их оставила. Книга была раскрыта именно на той странице, где остановилась гувернантка: она любила прочесть на ночь пару абзацев из нравоучительного трактата французского архиепископа Франциска Фенелона «О воспитании девиц». Больше осилить она и не пыталась, потому что французский знала плоховато.
Немка поставила свечу на подсвечник, переоделась в ночную рубашку, накинула тёплую шаль, зажгла ещё две свечи и вознамерилась погрузиться в чтение. Но лишь она отодвинула закладку, как увидела, что прямо на странице сидит большой чёрный таракан и шевелит длинными усищами. Гувернантка содрогнулась от омерзения, еле сдержав крик, стащила с ноги тапок и ударила таракана. Но тому хоть бы что! Как сидел, так и сидит. И пуще прежнего усами шевелит! Лорж ругнулась по – русски и ещё огрела таракана тапком, и ещё – тщетно! В раздражении она схватила книгу и забросила в угол, потом загасила свечи, в темноте прочла наизусть коротенькую молитву, перекрестилась и легла в постель, но уснуть никак не могла: только начинала дремать, как перед глазами у неё появлялся «бессмертный» чёрный таракан, нагло шевелящий усами…
Утром немка тщательно набелилась и нарумянилась, чтобы скрыть следы недосыпания, с опаской покосилась на книгу Фенелона и вышла из комнаты, намереваясь приступить к своим обязанностям. Спросонья в коридоре она не заметила Тришку, мирно завтракавшего ночной добычей, и наступила ему на хвост. Кот, громко мяукнув, пребольно вцепился в щиколотку гувернантки. Та чертыхнулась, отпихнула его ногой и вслед за этим едва не упала, наступив другой ногой на недоеденную крысу. Снова помянув нечистого, Лорж чуть не плача вернулась переодеть порванный и испачканный чулок. Когда она вышла к завтраку с необычным для себя опозданием, внимательная Оля отметила её слегка потрёпанный вид и внутренне торжествовала.
В час пополудни гувернантка зашла в свою комнату поправить причёску и подрумяниться. Повертевшись перед зеркалом, она вспомнила о книге и, пересилив отвращение, подобрала и раскрыла её. «Бессмертный» чёрный таракан сидел на месте, как пригвождённый! Лорж взвизгнула и бросила книгу на стол. В лучах дневного света, падавших на столешницу из окна, гувернантка разглядела, наконец, что таракан нарисован – да так похоже, что сразу и не отличишь от настоящего. Значит, вчера при мерцающих свечах ей только показалось, будто он шевелил усами! Догадавшись, чья это проделка, она возмутилась и решила жаловаться на Олю Марье Алексеевне.