Детство Егорки
Шрифт:
В ту пору родители надумали навестить бабушку Марию, проживавшую в Хабаровске. Первое серьёзное путешествие ошеломило малыша, столько прибыло новых впечатлений.
Потрясения нахлынули с самого начала. Очутившись на перроне станции, откуда им надо было отправляться в путь по железной дороге, первым делом Егорушка увидел паровоз. Оправдывая своё название, большущая машина выпустила облако пара и оглушительно закричала страшным железным голосом.
Егорушка испугался и крепко прижался к матери. На глаза навернулись слёзы, а когда паровоз дал второй гудок, герой нашей повести и вовсе реванул. После знакомства с локомотивом долго
Дальнейшие детали поездки поблёкли в сравнении с первым впечатлением. Хотя ещё один эпизод впечатался в сознание. Уже внутри вагона Егорушка прищемил в дверях палец. Хорошо, что пальчик был мал, – кость осталась цела, лишь кожу поцарапал в расхлябанном дверном проёме.
Сын с матерью расположились вдвоём на нижней полке. Отец устроился над ними на верхней. Егорушка угрелся под маминым боком и быстро заснул. Наверняка ему приснился паровоз, но не будем догадываться и делать из себя всезнаек. Свои ночные видения он ещё не научился рассказывать. А мать, лёжа на краю постели, поправила подушку, чтобы сыну осталось на ней побольше места. Себе же под голову приспособила прикрытую полотенцем сумочку, в которой лежали документы и деньги.
Паровоз пронзительно засвистел, а затем дал длинный гудок. Поезд дёрнулся, лязгая буферами-тарелками, судорога рывка прокатилась до конца состава, и мимо окна поплыли вокзальные строения.
Через несколько минут экспресс Москва – Владивосток набрал ход. Вагон раскачивался и содрогался на стыках рельсов. Пассажиры занимались своими делами. А Егорушка крепко спал, укачиваемый дальней дорогой.
В старых железнодорожных вагонах каждое купе имело по два зеркала, расположенных друг против друга. Получалась забавная ситуация, когда можно было видеть и попутчика, и себя самого за его спиной. Женщинам это шло на пользу, они то и дело прихорашивались, поправляли причёски и складывали губки бантиком. Мужчины, замечая своё отражение, приосанивались, выпрямляли спину и разворачивали плечи пошире.
Егорушка не сразу обнаружил удивительное свойство поездных зеркал. Произошло это, когда поезд остановился на очередной железнодорожной станции и родители побежали на привокзальный рыночек купить чего-нибудь съестного. В купе, кроме него, никого не осталось.
Вначале Егорушка глядел в окно, пытаясь обнаружить отца и мать в людской толчее.
Потом устал от мельтешения лиц и отвернулся. Подложив под себя подушку, сел повыше на застеленной вагонной полке и начал вглядываться в бесконечную вереницу широких зеркал с самим собой посредине. На него смотрел круглолицый щекастый малец с русоволосой лобастенькой головой. Карие глаза, опушённые длинными ресничками, удивлённо округлились, пытаясь понять, кто это и что это.
Бесконечная череда зеркал и двойников, превращавшаяся в неразличимую точку, раздосадовала невыносимой непонятностью. Малыш отвернулся, но и за спиной была та же картина. Осерчав на игру перспектив, Егорка махнул резко рукой и нечаянно ударил по зеркалу. Кончики пальцев заныли от вспыхнувшей боли.
Когда в купе зашли родители с покупками, сынишка забыл о неприятности. Он принялся уписывать за обе щеки отварную молодую картошку, заедая свежим огурцом и запивая сытным варенцом. Вот только пальцы
Падать с табуретки Егорушка вовсе не собирался. Более того, даже не знал, что такое возможно. Если раньше он оказывался на этом предмете мебели, то по воле родителей. Его водружали на табурет, он читал стишок или показывал на карте Киев, Минск и Ледовитый океан. Затем отец или мать снимали сына и ставили благополучно на пол.
А когда приехали в Хабаровск и стали жить у бабушки Марии, тут-то оно и приключилось.
Много чего нового увидел Егорушка в той поездке – и паровоз, и вагоны, и высокие дома. Наверняка увидел бы ещё больше, если бы не эта беда.
По утрам надо умываться, желательно самостоятельно. Мать ставила сына на табуретку возле умывальника, наливала в рукомойник тёплой воды и говорила: «Давай хлюпайся!» Егорушка принимался поддевать ладошками сосок и мокрыми пальцами тереть заспанные глаза. Они делались большими и хорошо видели бабушку, хлопотавшую в кухне. Мать стояла сзади и держала сына за бока. Потом она давала ему белое шершавое полотенце, Егорушка промакивал лицо – и дело с концом.
Но в то злосчастное утро Егорушка решил сам умыться, пока мать чего-то там задержалась в спальне. Он наступил на нижнюю перекладину табуретки, поднял коленку, навалился животом на сиденье и очутился наверху. Оставалось только встать и начать действовать дальше. Но произошло неожиданное.
Как только Егорушка распрямился, встав на краю табуретки, та покачнулась – и он полетел вниз, упав навзничь на бетонный пол.
Очнулся Егорушка на постели. Рядом сидела мать и прикладывала мокрое полотенце к затылку. Голова гудела, будто в неё непрерывно стучали соском от умывальника. Глаза у мамы были красные, но слёзы она успела выплакать, пока сын приходил в себя.
Зашёл дед Иван и крикнул тонким голосом:
– Ну что, Кеке-Пуке, грохнулся? Ума не потерял? Ничего, до свадьбы заживёт!
Дед Егорушке не нравился. Во-первых, из-за прозвища, которое придумал своему неродному внуку. Чего смеяться над маленькими? Во-вторых, дед мало сыпал сахару в стакан Егорушке, когда пили чай.
Ангел-хранитель витал в то утро над Егорушкиной головой. Малец не убился, но шишка надулась основательная. И что удивительно, носил Егор это «украшение» до самых зрелых лет. На непогоду и в минуты волнения шишка опухала, в голове слышался отдалённый звон. В хорошую погоду и в спокойном состоянии забывал о шишке. А в минуты весёлого настроения шутил, что шишка придала ему ума-разума назло нелюбимому деду.
Зине шёл пятнадцатый год. Самая младшая из сестёр, рыжая и вспыльчивая, она отличалась несносным характером. Да и какой ей было быть, если всю жизнь скиталась с матерью по городам и сёлам с узлами и чемоданами на поездах да попутных машинах, а то и на телегах.
Старшая сестра Нина четвёртый год замужем. В двадцать три года это нормально.
И сын у неё есть, двухлетний Егорушка.
Средняя сестра Валентина, красавица и «характерная», в семнадцать лет выскочила замуж за офицера-энкаведэшника в больших чинах. Живёт как у Христа за пазухой.