Дева Баттермира
Шрифт:
Путь через Пески давал ему возможность выиграть максимум времени. Он был смертельно опасен, в особенности без проводника, да к тому же в переменчивую октябрьскую погоду, когда осенний ветер с такой скоростью гнал воду по каналам, что превращал их в глубокие протоки, в которых только умелый проводник нашел бы брод. Он сумел соорудить себе из длинной ветви ясеня крепкий шест и нащупывал им дно перед собой каждый раз, когда перед ним оказывались постоянно меняющие очертания плывуны. Хоуп знал, что охотники следуют за ним по пятам, и все же он имел некоторую фору.
Он закончил свой переход через
Когда же он наконец добрался до отмели Хенс, уже было восемь часов вечера, темнело, он промок с головы до ног, валился с ног от усталости и умирал с голоду и чувствовал себя несчастным и одиноким после этой невыносимо тяжелой борьбы с суровой стихией. Ему следовало немедленно отправиться в Ланкастер, не в сам город конечно же, а в его пригород, однако ему отчаянно требовался отдых. Хоуп отыскал песчаную отмель, с подветренной стороны которой можно было хоть немного укрыться от непогоды. Черные тени туч стремительно проносились над головой, как и его воспоминания о Мэри — разрозненные и лихорадочные, — вот она появляется на тропинке среди высоких холмов, вот она в пустой, заброшенной часовне, и соленый привкус моря на губах…
Энн Тайсон наткнулась на него на рассвете. Ничто в его теперешнем облике не напоминало ей того лощеного человека, который точно призрачная картинка мелькнул в суматохе ее жизни. Тем не менее она тотчас узнала его и даже испугалась — не умер ли он. Бледное точно мел лицо, открытый рот, голова, точно у сломанной марионетки, свернута к левому плечу, ноги раскинуты, будто он упал без сознания в этом укромном месте под буруном песка.
Она вернулась в свою хижину, располагавшуюся всего в нескольких сотнях ярдов, и вскоре вернулась с котелком, миской и запасом чая, который она хранила на черный день. Разведя огонь и поставив на него котелок с чаем, она села и принялась ждать, когда медленно поднимающееся из-за горизонта солнце не вдохнет жизнь в это полумертвое тело. Вновь наступило время отлива, и вода постепенно уходила в океан, опустошая дно. Энн знала, что сегодня пропустит работу, однако на сей раз это не имело для нее никакого значения.
Когда он очнулся после тяжелого забытья, то на фоне яркого зарева разгорающегося дня увидел темный силуэт женщины, склонившейся над костром, однако разглядеть ее как следует не смог. И все же он узнал ее, к его собственному немалому облегчению и ее удовольствию.
— Здравствуй, Энн Тайсон, — поздоровался он. — Все еще прислушиваешься к моллюскам?
— У меня тут чай для вас, — ответила она.
— После какого же кораблекрушения ты сохранила эти запасы?
— Я его купила на ярмарке в Ланкастере в Михайлов день.
Она засыпала заварку в котелок над огнем и старательно размешала кипящий напиток, прежде чем плеснуть в него немного рому из
— А вот это уж точно осталось после кораблекрушения, — заметила она, снимая котелок с огня. — Но вот после какого именно, этого я вам не могу сказать.
Она налила чай в кружку и поднесла ее Хоупу, который, казалось, с тех самых пор, как пришел в себя, вообще не двигался, будто все его тело было опутано невидимыми цепями.
— Вот это замечательно, Энн Тайсон. Вот с чего мужчина и должен начинать свое пробуждение.
— Вы поосторожней, а то еще язык себе обожжете.
— В этом-то все и дело, Энн Тайсон. В том-то и задумка — обжечь язык, чтобы душа хоть ненадолго успокоилась.
— А коли хотите, так отдохните у меня в хижине.
Хоуп только теперь как следует пригляделся к ней: женщина, которая всякий день собирает дары моря по отливу, которая по-прежнему не перестает оплакивать своего погибшего ребенка и которая предпочитает рядиться старой каргой.
— Кто-нибудь мог узнать, что я здесь отдыхал, Энн?
— Только один или двое вроде меня. А коль вы скроетесь с глаз, я могу сказать, что это был кто-то другой.
— Кто-то другой… а ты знаешь, кто я такой, Энн?
— Здесь, в заливе, три месяца назад вы мне ужасно длинный список своих имен и титулов перечисляли.
— А ты что-нибудь из того помнишь?
— Член парламента, дворянин. Полковник, разве нет? И зовут вас Август.
— У тебя отличная память. — В его кружке чая осталось и вовсе на дне. — Так зачем же мне идти к тебе в лачугу?
— Да сдается мне, вам и отдохнуть негде.
Медленными глотками, не торопясь, Хоуп допил оставшийся чай и даже не сразу заметил, как Энн передала ему еще одну полную кружку. Допив и ее, он отстегнул от жилета массивную золотую цепочку от часов.
— Эта вещица стоит немалых денег, Энн. — Он положил ее на песок и принялся тереть до тех пор, пока она не заблестела в лучах восходящего солнца. — Я хочу, чтобы ты отнесла ее в Ланкастер. Там есть ювелир по фамилии Харрис, живет он как раз под стенами замка. Скажи ему, что ты нашла ее на берегу, но один джентльмен заверил тебя, будто стоит она дорого, и потому ты продашь ее только в том случае, если дадут настоящую цену. Возьми за нее никак не меньше двенадцати гиней, но наотрез отказывайся, если станут торговаться: она и без того стоит вдвое дороже.
Он вручил цепочку женщине и поднялся:
— А теперь, Энн Тайсон, веди меня в свою хижину.
Сначала она тщательно засыпала песком затухающий костер, а затем направилась через дюны, прямиком к приземистой лачуге под торфяной крышей. Хоуп взглянул на домишко и улыбнулся:
— Если у тебя найдется широкая лопата, то я схожу и нарежу тебе несколько пластов торфа для твоей крыши, Энн. В этом году зима может оказаться очень суровой. А потом ты могла бы научить меня, как собирать самые лучшие креветки, и тогда бы я помогал тебе. — Он снял пальто. — Но сначала нам надо бы разжечь огонь, просушить это… — Он взглянул на свои некогда горделиво сверкавшие чистотой ботфорты, восхитительные кисточки истрепались и испачкались. — И для этого… позволь, я нарублю немного дров… я имею в виду, что не хотел бы тебя слишком сильно обременять.