Девичий виноград. Женская поэзия Латвии

Коллектив авторов

«меня разбудила соседка, просит пятерку на молоко, гляжу ей…»

меня разбудила соседка, просит пятерку на молоко, гляжу ейв глаза, не даю, а после не могу заснуть, даже накрывшись сголовой одеялом, слушаю детский плач за стеной, на четвертомэтаже кто-то долбит по клавишам, по одним белымты говоришь, я твое piano forte,всегда мажорное,задерживаю дыхание,меня постоянно выдают

сжатые кулакиЛуизе Лисмане

Утром, вечером

I

Можешь не прятаться за кофейной чашкой.Утреннее солнце салит точно.Горячий душ, гренки, обезжиренный йогурт,Отличная музыка на твоем компакте – вряд лиЭто поможет.Ты растворишься в тысяче солнечных зайчиков.

II

Я наблюдаю за контуром облака над лесом предместья. Небеса свободны, просты.Спокойное воскресное утро, морозец, снежок; погода благоприятствует полетам.Серебро и капелька золота. Равновесие циана и мадженты – плюс капелька yellow.Черного как пить дать нету. Нету? Пара ворон промелькнет– пожалуйте, черный.

III

Взмах серых рассветных крыльев.Бабочки паутинно-нежны. Прикосновенье случайно.Эта ночь сожжена без остатка. Поди нет?Ты так многозначительно-улыбчив. Глаза твои желты, ай!Рута Межавилка

«рожок для обуви красный как язык шакала сразу же…»

рожок для обуви красный как язык шакала сразу же после трапезыкаждое утро обнимает мою пятку и вталкивает вглубь туфликак горка что началась у борта надувного титаникаа заканчивается мячиками на волнах резинового аквапаркарожок для туфель алевший среди полупустых флаконов аэрозоляна полке пыльного стеллажа в прихожей когда я появиласьего оставила прежняя обитательница квартирыархитектор замков из песка с песочной косицейкак только ее трубадур сделал ногирожки в доме сделались запретной темойЭмилия Петрашкевич

Геометрия

я все еще была в пути, а пальцы сумерек уже обрывали хрупкие олеандры и прочую красу за оградой, где вне ботанического присмотра пахла крапива сквозь кованое железо.я

все еще была в пути, но ту девочку, что вылезла из черной машины, уже ждала бабушка перед домом – или мама, одно окно освещено, какая грусть, платочек в кармане голубого халата, в другом – ключи, вижу, рука прижимается к телу.я все еще была в пути, и кто-то окликнул друга за садовой калиткой, кто-то сосчитал за морем звезды, кто-то за горами повернулся с боку на бок, а я все прикидывала, как лучше перевести его стихотворение «чворобок»: коробка не коробка, створ не створ, знаю, что не куб.звонок ожил на руле.я в пути, а мое Одиноково спит, ан нет, сосед гуляет с собакой.обычно не здороваемся, но тут нашлась улыбка для той,что, считая точки на карте августа,осваивается с дорогойИнгмара Балоде

«когда шел дождь…»

когда шел дождь мы всё еще смиренно и яростно ловили в шуме капель насущную весть о небе отчем доме о детстве обо всех делах наших и днях и некогда вызубренном Возлюби Ближнего Своегомы лежали рядом открыв ладони покуда абрисы наших тел не слились в одинглубоко под нами перекрестья подземных жил подмигивали путеводными звездами кореньям-кометам зрели змеиные залежи грунтовые воды зудели и кости и цацки давно умерших названивали – Возлюби Ближнегопока шел дождь мы знали всё о любвиМайра Асаре

«Неприкаянные любят неприкаянных. Любят остро…»

Неприкаянные любят неприкаянных. Любят остроНеуютный шум города пробуждает лежащих монстровВ угрожающих размеров кроватях, куда сквозь резные рамыВысекая животные страсти, заплывают света и тениНо неприкаянные любят неприкаянных. Любят странноВ углу у восьмигранного буфета зудит забвеньеПерелистывая засаленные календарные страницы сНародными приметами, рисунками спиц и шерстиПростыми советами, как не окочуриться раньше смертиНеприкаянные любят неприкаянных. Любят жалкоА у забвения лицо оборотня. Язык похожий на жалоПроверит все это, каждый факт опробует на зубОсобенно число тысяча девятьсот шестьдесятНа обложке книги, припахивающей карпатским газом

Конец ознакомительного фрагмента.