Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая _
Шрифт:
— Мантон-де-манила, — кивнула Донья Долорес.
— У мамы этих шалей не счесть! — усмехнулась Тереза, а Лола пустилась в увлекательный рассказ о том, что ее мама, как и сама она, большая любительница этого красивого аксессуара.
— Я вам непременно подарю по платку, — произнесла она, выставив руку в красивом жесте и, судя по ее тону, возражения не принимались.
Самолет начал идти на снижение, когда я услышала тихий, но встревоженный голос Авроры, отвлекший меня от мыслей:
— Куда мы приземляемся? Разве не в Малаге, откуда вылетали?
— По расписанию
Аврора ничего больше не сказала, но, поймав ее встревоженное состояние, я повернулась к иллюминатору.
Я внимательно присмотрелась к мысу, куда мы приближались, к серому длинному полотну с ярко-белыми указателями, и ахнула от удивления — единственная взлетно-посадочная полоса уходила в море.
— Должно хватить, — послышался спокойный голос Макартура, и я, бросив на него быстрый взгляд, улыбнулась, отмечая, что он хотел успокоить не на шутку встревоженную Аврору.
Как и сказал Макартур, полосы нам хватило, чтобы приземлиться, но когда я увидела в иллюминаторе, как мы заворачиваем у края взлетно-посадочной полосы, тоже немного испугалась, что сейчас джет пойдет под воду.
Уже в машине я откинулась на удобное сидение и, наслаждаясь тишиной, выдохнула — весь день слушая рассказы моих новых испанских знакомых, я ни на секунду не оставалась одна, что немного мешало прислушаться к себе и своим ощущениям после знакомства с очередным новым местом.
Достав сотовый, я рассматривала фотографии, сделанные на винодельне, и улыбалась, вспоминая рубиновое вино с плотным, терпким вкусом, насыщенным фруктовым ароматом и солнцем.
Исследуя эти новые ощущения, которые я непременно собиралась положить в свой фотоальбом памяти, я все еще чувствовала привкус вина на губах, которое бежало по моим венам вместе с кровью и давало неимоверную силу, пропитанную солнцем и солью земли.
Рассматривая фото с бокалом тягучего темно-красного эликсира, я улыбнулась — иногда, находясь в жестких тисках своего мужчины, я как никогда ощущала себя красным густым вином, которое он пил, впитывал, высасывал из меня каждую ночь и утро.
Я вспоминала, как он любил ставить на моей груди и шее засосы или укусы — то малое проявление эмоций Ричарда, на которые с недовольством смотрела Аврора, пока я нежилась у бассейна. Иногда мне казалось, что он хотел меня выпить всю, до дна, высосать из меня жизненную энергию, после чего я чувствовала себя совершенно обессиленной. Но я не возражала — я щедро дарила ему себя и хотела верить, что благодаря этому он был таким бодрым и мог работать в режиме нон-стоп многие часы.
Еще ощущая на кончике языка привкус темного рубина, я глубоко вздохнула, вспоминая нашу с Ричардом ночь, его терпкий мужской запах на своем теле, его горячую ладонь на моей груди, рот на шее, а в голове уже возникал ворох мыслей, который, закружив, словно водоворот, начал вырисовывать строки, словно волны. Сначала они были неровными, с хаотичным всплесками разной длины, но постепенно мысли становились все размеренней, и вот уже слова
Быстро, чтобы не забыть, я начала записывать в телефоне родившиеся строки, опасаясь, что я упущу ту тоненькую нить связи с творческим началом, а мои пальцы порхали по клавиатуре со скоростью света, записывая вслед за мной рождение стиха, выравнивая рифму.
Наконец, поставив точку, я остановилась и, перечитав результат своих душевных усилий, улыбнулась.
Прикрепив к этому стихотворению одно из моих фото на винодельне, я без колебаний отправила послание Ричарду.
Ты меня пьешь, как вино, по глоткам,
Дай Бог, я хотя бы Шато Лафит,
Я всё содержимое вен отдам,
Это тебе всё принадлежит.
Ты меня пьешь иногда, как родник,
Жадно, жажду свою утоляя,
Ритмично двигается кадык,
Пей, родной, я сама умоляю.
Ты меня пьешь, я в тебя протекаю,
Под кожу твою я желаю поглубже,
Вплетаюсь, вгрызаюсь и прорастаю,
Ты пей. Я твоя. Ты очень мне нужен.
И где-то во тьме твоей дотянувшись
До центра, дотла обжигающего,
Я становлюсь не только дающей,
Но временно и поглощающей.*
________________________________________
* Автор стихотворения Shape of My Heart.
Глава 31
— У вас все в порядке? — отвлекла меня Аврора от мыслей и я, взглянув на нее, поняла, что она, вероятно, поймала мое состояние творческого вдохновения.
— Да, в полном, — улыбнулась я и, чтобы ее отвлечь от своей персоны, спросила: — Вам понравилась поездка?
— Очень! — загорелись ее глаза. — Было интересно узнать, как делается вино. А какие просторы, столько зелени. Запах какой пряный, сладкий.
— Да, думаю, в пору урожая, там еще живописнее, — поддержала я ее.
— А что такое каудильо? — внезапно спросила Аврора. — Постеснялась спрашивать у Кармен.
— Предводитель, вождь, — пояснила я, а про себя подумала, очень хороший титул для моего Дьявола в испанском антураже, нужно запомнить.
В машине воцарилась тишина, а я вновь перевела взгляд на свои послания Ричарду, желая воссоздать в памяти увиденное.
Я перелистнула свой фотоальбом и оказалась в музее Кармен Тиссен с его невероятными работами испанских художников XIX века.
“Порочность. Фатальные женщины в современном искусстве” — прочитала я на стене название одной из экспозиций и, улыбнувшись, ступила в этот темно-красный храм воспевания похоти.
Я ходила по залам, изучала великолепные полотна с обнаженными женщинами в чувственных позах и осязала темную тягучую энергетику порока. Если в скульптуре Сальвадора Дали “Обнаженная в движении вверх” я увидела полет к небесам, в космос своего мужчины, то здесь я отчетливо почувствовала парение вниз — красивое падение в пропасть к своему Дьяволу на крыльях, нарисованных великими художниками.