Девочка и олень
Шрифт:
— Конечно, чаби-чараби, — поставил точку Тофик.
Так в пресс-центре появился секретарь, и через насколько дней все убедились, что Люда на этом месте талантлива и незаменима…
— А я хочу бросаться подушками, — после паузы сказала Оля.
— Ну и бросайся, — подзадорила ее Рита.
Эта девочка из Свердловска до приезда в Артек тоже считала себя художницей. Она довольно прилично работала акварелью и маслом, но, увидев рисунки Нади, наотрез отказалась
Рита была низенькая, настоящая коротышка. Но зато она имела самые длинные косы в Артеке.
— Девочки, она хочет бросаться словами, а не подушками, — медленно, нараспев проговорила Люда-киса. И едва она закончила, как над ней в темноте пролетел большой белый снаряд и плюхнулся на соседнюю кровать. Там спала Ира Апрельмай. Пружины матраса под ней взвизгнули, и обе подушки, сначала чужая, а потом своя, полетели в Олю.
— Надька, наших бьют! — крикнула Рита, вскочила и принялась раскручивать над головой одеяло.
Началась всеобщая потасовка. У чьей-то подушки прорвалась наволочка, и в воздухе замелькали белые перышки и пушинки. Надя тоже сгребла подушку, но никак не могла выбрать момента, чтобы швырнуть ее.
Гейле очень понравилась эта игра. Она подпрыгивала на кровати и хлопала в ладоши:
— И я хотел! Давай! Давай! Пора! Давай! И я!
— Получай-держи! — крикнула Оля.
Гейла радостно поймала подушку, опрокинулась с ней навзничь и захохотала. А вокруг тотчас раздалось несколько боевых кличей:
— За Австралию!
Надя наконец швырнула подушку, но в это время открылась дверь и Милана остановилась на пороге изумленная.
В палате воцарилась тишина. Все сделали вид, что спят, даже Люда, у которой не осталось ни подушки, ни одеяла. Застигнутая врасплох ярким светом, она зажмурилась и лежала на своей кровати в маечке и трусах, оставлявших открытыми цыплячьи ключицы и ноги.
— Чья это подушка? — трагическим голосом спросила вожатая.
— Моя, — ответила Надя и посмотрела доверчиво и беспомощно.
Милана всплеснула руками:
— Надя! — ужаснулась она. — Серьезная воспитанная девочка, — и, покачав головой, начала снова: — Надя, от тебя я этого просто не ожидала.
— Чего вы к ней пристали? — не выдержала Оля. — Отдайте подушку.
— А где твоя подушка, адвокат? — повернулась к ней Милана.
— Я не адвокат, а школьница, — сказала девочка и, не выдержав взятой на себя роли, улыбнулась, приглашая вожатую отнестись с юмором к тому, что произошло.
— Очень приятно познакомиться, школьница. Так где же твоя подушка, школьница?
— Я отдала ее Гейле. Она гость, из Австралии. Мир-дружба.
— Мир-дружба, — оживилась Гейла. — Мир-дружба, — закивала она радостно головой, думая, что помогает вожатой разобраться в несерьезности происшествия.
— А где твое одеяло? — тронула Милана за плечо Люду.
— Не знаю. Наверное, оно упало. Я брыкалась во сне.
— Ну, конечно… Ты тоже из пресс-центра, — вспомнила вожатая и уточнила: — Все трое из пресс-центра. Ну, так пусть с вами разбирается Марат Антонович.
Она вышла, не оглядываясь и не погасив света, давая понять, что разговор только начинается.
Когда пришел Марат, в палате был идеальный порядок. В темноте спокойно поблескивали погашенные плафоны, сквозь раздвинутую стеклянную стану, выходящую к морю, дул влажный ветерок. Взлетала и падала легкая штора.
Вожатый прошел к раздвинутой стене, слегка пригибаясь, словно сзади него показывали кино и он боялся, что тень от головы появится на экране.
— Света зажигать мы не будем, — сказал он, — поговорим так.
Девочки притаились.
— Спите, разбойники, или притворяетесь?
В его голосе не слышалось вражды и нравоучительных интонаций, и девочки осторожно зашевелились.
— Спим, — грустно сказала Надя.
— Дрыхнем без задних ног, — поддержала ее Оля.
— Ага, — подтвердила Люда.
— Насколько я понимаю, отозвались все главные виновники происшествия.
— Не все, — вздохнула Рита.
— Еще одна объявилась. Теперь все?
Марат говорил и чувствовал: нет в его голосе металла. Он отчетливо понимал, что не подходит со своим маленьким ростом и улыбчивым настроением для строгого педагогического разговора. И вообще он не понимал, зачем Милана послала его сюда. Ну, бросалась Надя Рощина подушками. Ей же в конце концов не сорок лет, а пятнадцать. Было бы странно, если бы она не бросалась.
— Ну и хорошо, что спите, — сказал он. — Это от вас и требуется. Обсуждение вашего поведения отложим на утро.
— Нет, Марат Антонович, так не годится, — сказала Оля, — сами говорили, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Завтра мы еще что-нибудь натворим.
Она тихонько засмеялась. И на других кроватях послышались смешки.
— Значит, вы все-таки не спите?
— Мы проснулись, — сообщила Рита. — Правда, девочки?
— Мы проснулись, чтобы вы нас немножко повоспитывали сегодня, — мечтательно произнесла Люда, глядя в потолок.