Девочка и олень
Шрифт:
Девчонки при его приближении торопливо натягивали одеяла до самых подбородков, а оказавшись за его спиной, быстро поворачивались, устраивались поудобнее.
Марат подошел к раздвижной стеклянной стене и некоторое время смотрел на море, ожидая, когда можно будет обернуться. Несильно, словно нехотя, он толкнул обе створки в боковые пазы и замер в пустоте прямоугольника на фоне моря.
— Ну, о чем мы будем сегодня разговаривать? — мягко спросил он.
— Об отъезде, — сказала Люда, и в голосе
— Марат Антонович, вы остаетесь еще на один срок? — спросила Оля. — Что вы без нас будете делать?
— Скучать, — ответил он искренне и, оглядев палату, задержался на лице Нади. Ему были хорошо видны ее глубокие темные глаза. Она смотрела на него, подложив по-детски ладошку под щеку, и молчала.
— Марат Антонович, — продолжали расспрашивать девочки, — а вам с нами хорошо было?
— Хорошо, — сказал он.
Все обрадованно зашумели, а Надя и на этот раз промолчала. Она видела Марта немного сбоку, а за его спиной видела море и две черные скалы между берегом и горизонтом. Море светилось. Оно было вставлено в раму раздвижной стены вместо стекла, и его мерцание распространялось узкой полосой на полу и на потолке.
— А что вы будете делать с тем материалом, что мы собрали для седьмого номера нашей газеты? — спросила Оля.
— Да, — пожалел вожатый, — нам бы два дня, и мы выпустили бы еще одну простыню, — так они в шутку называли свою длинную газету. — Не знаю, что сделаю с вашими материалами. Скорее всего увезу в Москву и оставлю себе на память.
Девочки не возражали, а Марат подумал, что надо будет обязательно вырезать из выпущенных номеров «Артековца» рисунки Нади и забрать с собой.
— Марат Антонович, а вам нравится Милана Григорьевна? — неожиданно спросила Оля.
Все жадно прислушались, что он ответит.
Вожатый засмеялся:
— Это мне напоминает пресс-конференцию. Можно подумать, что я вернулся с Луны, а вы представляете разные газеты и задаете мне вопросы. Ну, что ж, я готов. Но давайте договоримся, на сколько вопросов я отвечу. Ну, скажем, я а пять, и мы разойдемся. Уже поздно.
— Нет, на десять, — возразила Оля.
— Ну, хорошо, на десять.
— А про Милану Григорьевну не в счет. Мы его задали раньше, — напомнила Оля.
И опять все замерли.
— Милана Григорьевна мне нравится так же, как и вам, — ответил вожатый и серьезно добавил: — Я рад, что и второй поток мы будем с ней работать вместе.
Девчонкам не очень понравился его ответ. Наступила пауза, во время которой они придумывали свои десять вопросов.
— Марат Антонович, а вы когда-нибудь собирали марки? — сказала Ира Апрельмай.
— Нашла о чем спрашивать, — возмутилась Рита.
— Целый вопрос испортила.
— Она всегда вперед всех выскакивает.
— Тихо, тихо, дети мои. Я готов ответить еще на один лишний вопрос. Марки я собирал.
Он говорил с ними, как с детьми, а им хотелось задавать вожатому, с которым завтра, а некоторые послезавтра должны были расстаться, серьезные вопросы о жизни и слышать от него такие же серьезные ответы. А он стоял перед ними дружески-насмешливый, иронический. Обнимал себя за локти и слегка покачивался на каблуках.
Прошла минута, девочки молчали.
— Надя, задай ты, — сказала Оля.
Но Надя замотала головой.
— Ола! Надия, давай, давай! А? — заволновалась Гейла Пейдж.
— Марат Антонович, — решилась Оля. Вздохнула и сказала: — А значки вы собирали?
На какую-то секунду воцарилось недоумение, а потом девочки дружно рассмеялись. Не было у них серьезных вопросов.
Надя долго ворочалась. Другие девочки тоже не спали. Гейла Пейдж села на кровати, обняла подушку, прижала ее крепко к себе и оказала так, словно сделала важное открытие:
— Рита, пора! Надия, пора! Ола, пора!
Головы девочек взметнулись над кроватями.
— Что пора, Гейла?
— Все пора! Сари пора! — радостно ответила австралийка. Она соскользнула на пол и достала из тумбочки сверток с платьем.
— Ты что, влюбилась? — обрадовалась Оля.
— Влюбилась, — охотно подтвердила Гейла. — Я влюбилась, Ола влюбилась, Надия влюбилась! Все! Годится! — вспомнила она слово.
Девушка взмахнула руками и засмеялась, радуясь тому, что так хорошо выразила свою мысль по-русски. Оля спрыгнула на пол и подошла к австралийке, чтобы помочь развернуть сари.
— Что ты собираешься делать?
— Bombey, — ответила возбужденно Гейла и приложила один конец к плечам девочки из Павлодара. — Хочешь?
— Лучше ты сама, — оказала Оля.
Надя села на кровати и закуталась одеялом, словно ей вдруг сделалось холодно. Австралийка повернулась к ней.
— Надия, хочешь?
— Нет, что ты! — испуганно ответила Надя.
— Я хочу, — подбежала Ира Апрельмай.
— Девчонки, слышите, она хочет, — засмеялась Оля и, повернувшись к Гейле, сказала: — Лучше ты сама. Давай я тебе помогу. Это твое платье, лучше ты сама.
— Сама, я сама… Годится.
Вслед за тоненькой девушкой в белом платье из палаты высыпали на галерею все остальные и потянулись к лестнице, ведущей на крышу солярия. Девочки, подражая Гейле, завернулись в простыни, как в сари. Надя вышла, кутаясь в одеяло. «Я как черная ворона среди белых птиц», — подумала она.
Над крышами гулял ветерок, невдалеке внизу шумело море.
— Давайте не спать всю ночь, — предложила Люда.
— Вот отколем номер, — захохотала Ира Апрельмай.