Девочка и пёс
Шрифт:
И девочка взяла и выдала, глядя на садиста-кучера:
– Скажи, Галкут, о чем ты думаешь, когда остаешься наедине с самим собой? О чем твои мысли, когда вокруг тебя ночь и тишина и ты видишь в зеркале собственное отражение, отражение негодяя и убийцы?
Казалось бы ни один мускул не дрогнул на лице Галкута, по крайне мере, он сам был в этом уверен, но Элен по глазам и переливам ауры, поняла что задела его. Он долго молчал, но Элен терпеливо ждала ответа, не сводя с него глаз.
– Почему вы решили что я негодяй и убийца, сэви? – Наконец ответил он вопросом на вопрос.
Девочка пожала плечами.
– То что ты убийца сказал мне судья, а то что ты негодяй я узнала на собственном опыте.
– Господин инрэ сказал вам что я убийца? – С сомнением произнес Галкут. – Я думаю, вы говорите неправду, сэви.
Элен внимательно разглядывала мужчину. В его сухих, выверенных, вежливых словах ей чудилась насмешка. Она, конечно, помнила, как судья сказал ей, что Галкут убил ребенка и она видела, что судья говорил правду. Но сейчас она не испытывала страха, а одно только жгучее желание хоть как-то досадить этому неприятному, холодному человеку.
– А за что ты убил его? – Спросила Элен.
– Кого? – Голос мужчин звучал несколько устало.
– Этого ребенка, – сказала девочка и с непередаваемым удовольствием увидела, как сверкнули глаза Галкута и вздрогнула его аура. "Я достала его", с радостью подумала Элен. – Вот видишь, судья всё мне рассказал. Кроме того зачем ты это сделал. Ты мучил его как меня, делал ему больно и перестарался? Тебе нравится причинять боль маленьким детям? Ты гнусный садист?
Элен видела как в ауре Галкута, над самой макушкой, возникло темное образование. Это образование дрожало и выбрасывало тонкие жгутики. И даже не глядя на руки мужчины, она знала что у него потеют ладони и дрожат пальцы.
Галкут сделал шаг вперед и присел на корточки так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами девочки. Теперь он был также близко от нее как и тогда на постоялом дворе. И также как и тогда, он мог протянуть руку и взять ее за плечо.
– Вам нравится играть с огнем, госпожа Элен? – Тихо спросил он.
Девочка не дала себе времени чтобы испугаться его угрозы и продолжила:
– А почему именно дети? Потому что мы слабые и не можем дать сдачи? Не то что тот старик с черным кольцом, который так легко уложил тебя. Тут ты конечно перетрусил и все на что хватило тебя, это подкрасться к нему со спины и ударить чем-нибудь тяжелым по голове. Так ведь оно было?
Элен пристально смотрела на врага, изо всех сил стараясь чтобы ее взгляд был похож на ледяной, убийственный взор отважного сэра Джулиана, которым он одаривал своих противников-злодеев.
Галкута так и подмывало протянуть руку и взять дерзкую девчонку за плечо. Он был уверен что это напугает её. А ему нестерпимо хотелось увидеть страх в её глазах. Потому что, хоть ему и трудно было это признать, этот ребенок начинал пугать его самого. И снова он задался вопросом: почему, по мнению судьи, верховный претор будет настолько заинтересован в этой девчонке, что не пожалеет никаких средств чтобы заполучить её. Почему?! Что в ней такого?
Галкут знал, что они везут ребенка в Акануран, чтобы передать его в руки главы Судебной Палаты. Судья обещал, что после того как они сделают это, он отпустит его на все четыре стороны, освободив от клятвы, которую Галкут дал ему, когда Мастон Лург, некогда спасший его от страшной участи, от жуткой судьбы, на которую его обрекли из-за убийства ребенка, снова помог ему. Не только освободит от клятвы, но и щедро заплатит, чтобы он мог уехать куда-нибудь невообразимо далеко и начать все заново. Но Галкут не позволял себе надеяться на что-нибудь хорошее в этой жизни, покорно и дотошно исполняя все приказы своего хозяина, и не интересуясь практически ничем вокруг. Но эта девочка постепенно проникала сквозь ту стену равнодушия и цинизма, которые он возвел вокруг себя.
– А потом ты еще и ограбил его, – вспомнив о кольце во внутреннем кармашке своей куртки, продолжила Элен. – То есть ты не только убийца, садист и трус, ты ещё и вор.
Галкут встал. Он успокоился.
– Вы во всем правы, госпожа Элен, – сказал он. – Но что это меняет?
Девочка с презрением глядела на него, но не находила что ответить. Галкут надел шляпу, до этого момента висевшую на шнурке за спиной и посмотрел вперед.
– Куда именно вы хотите совершить прогулку, сэви? – Спросил он.
Элен видела как темное образование в его ауре потускнело и рассеялось. Она почувствовала досаду. Слишком быстро он успокоился.
Она развернулась и зашагала по дороге.
– Когда, как вы правильно заметили, я подкрался и ударил этого старика граблями по голове, – сказал Галкут ей в спину, – он душил вот этой вот удавкой того паренька, который помогал ему зашивать раны барона.
Он достал из глубокого кармана штанов удавку убийцы и протянул её вперед
Девочка застыла. Она не видела правду сказал слуга судьи или нет. В первый момент она хотела развернуться и с недоверием спросить "Что ты сказал?". И тогда, наверное, он повторит свои слова и она увидит правда это или нет. Но передумала.
– Ну и что это меняет? – Сказала она, не оборачиваясь, и снова зашагала вперед.
Против всей своей воли, против всего своего опыта, против всего холода своей выжженной, опустошенной души, Галкут вдруг едва заметно усмехнулся. Задеревеневшие мышцы лица, давно привыкшие к застывшей маске неприязни и равнодушия к этому миру, с трудом смогли повиноваться этому промелькнувшему ощущению симпатии к другому человеку. Он убрал удавку и пошел вслед за девочкой.
60.
Когда начальник каравана представлял судье собравшихся на дороге людей, Мастон Лург держался сухо и официально. И делал он это не только потому что ему надлежало вести себя так по отношению ко всем кто так или иначе участвует в судебном процессе, но и потому что испытывал искренне раздражение к тем из-за кого ему приходилось терять здесь свое время. Но все же он отнесся с должным вниманием к каждому кого ему представили. Во-первых, чтобы запомнить имена, во-вторых чтобы как можно быстрее выбрать подходящего козла отпущения.
После того как все были представлены друг другу, они направились вглубь лагеря к шатру начальника каравана. Там судья сообщил всем собравшимся, ряды которых, по мере движения первоначальной группы, заметно пополнились любопытствующими и сочувствующими, что первое слушание по делу лучше всего провести на открытом месте и площадка перед шатром подходит как нельзя лучше. После этого он попросил себе стол и стул, а также человека, который мог бы быстро и без ошибок записывать слова присутствующих. Началась небольшая суматоха. Люди кто на чем располагались по периметру площадки, другие убирали следы кострища в центре, третьи искали стол, стул и скамейки. Однако все было организовано довольно быстро и судья, понял, оценил и взял на заметку насколько высок здесь авторитет Эркхарта. Все его распоряжения выполнялись с полуслова и полувзгляда. Некоторая заминка случилась с человеком на роль писаря. Несмотря на то что многие из присутствующих умели и читать и писать, никто не стремился брать на себя ответственность ведения судебного протокола. В конце концов Эркхарт в добровольно-принудительном порядке назначил на это место своего помощника по хозяйственной части, который отвечал за походную кухню, лошадей, повозки и прочее. Это был невысокий ширококостный бритоголовый пожилой мужик с черной бородой и усами. У него были маленькие лукавые зеленые глаза и судье, на первый взгляд, он показался абсолютным проходимцем, прожжённым и скользким типом, на котором пробы ставить негде. Звали его Зузон. Услышав имя, судья вздрогнул и хотел уже решительно отвести эту кандидатуру, подумав что от такого неприятного типа да еще и с таким ненормальным именем хорошего ждать не приходится. Однако начальник каравана заверил его, что это самый что ни на есть подходящий человек и Мастон Лург вскоре убедился в этом. Судья дал ему короткий инструктаж по поводу его новых обязанностей и тот все схватывал с полуслова. "Пишешь имя человека, ниже то что он говорит. Записывать только тех, с кем я непосредственно общаюсь в данный момент. Ни на какие выкрики со стороны не обращать внимания. Мои слова также заносить в протокол под заголовком "Судья". Речь не обязательно передавать дословно, главное правильно отразить суть произнесенного. То есть всякие "кхм", "гм", "святые небеса", "во имя полногрудой Брунгильды", "клянусь жизнью моей тещи" и прочее в протокол не вносить."