Девочка и пёс
Шрифт:
Сойвин буквально через несколько минут почувствовал себя настолько лучше, что, оперевшись на землю рукой, легко приподнялся и совершенно прояснившимся взором с удивлением и недоверием уставился на чудесную собаку. Как бы не был только что затуманен его мозг, он всё же сумел осознать, что это металлическое существо освободило и исцелило его. Но понять что оно есть Сойвин был не в силах и просто молча смотрел на него, потрясенный и растерянный.
– Спасибо, – наконец вымолвил он.
Кит считал, что не должен испытывать к этому человеку никакой симпатии. Из увиденного и услышанного на Расплатной площади он знал, что Сойвин такой же разбойник как и другие, а вернее даже один из их главарей – бриод. Правда из всего сказанного Хишеном в адрес Сойвина следовало, что тот когда-то был офицером Королевского пограничного корпуса, "голубая кровь – золотые погоны, алый плащ да шляпа с белым пером", то есть видимо человеком достойным и благородным. Но вот уже пару лет Сойвин вместе с другими гроанбуржцами "людишек торговых резал, толстосумов на крюки вешал, пузатых купечиков в брюхо ножичком тыкал, бонрским мордоворотам бошки сёк" и значит, кем бы он ни был раньше, сейчас он негодяй и преступник. Но ещё он отдал свою жизнь, ибо в тот момент его поступок означал именно это, за девушку-пленницу, а заодно спас Минлу и Талгаро. Кит, конечно, понимал, что видимо молодой человек испытывал к Тайвире какие-то нежные чувства, которые в какой-то момент переселили даже инстинкт самосохранения. Но согласно всем его познаниям в психологии межполовых взаимоотношений у вида хомо сапиенс в этом не было ничего сверхординарного, хотя естественно далеко не каждый мужчина этого вида согласится обречь себя на пытки и смерть ради спасения симпатичной ему женщины. Но вряд ли этот поступок может отменить два года грабежей и убийств других людей. А еще была несчастная пленница, посаженная на кол и трое других убитых ударом ножа в шею. Конечно всё это устроил жестокий мивар, поставив своего бриода перед жутким невозможным выбором, но тем не менее всё это случилось отчасти из-за него. Однако Кит не хотел углубляться в анализ психологического портрета, нравственных качеств, побудительных мотивов Сойвина и пережитых им когнитивных диссонансов, для этого сейчас не было ни причин, ни времени. Он посвятил этому лишь пару секунд и пришел к выводу что испытывать симпатии к Сойвину не следует. И не испытывал.
– Это с тобой сделал Хишен? – Спросил Кит.
Сойвин чуть дернулся, услышав голос металлической собаки. Хотя его взбудораженное сознание уже как-то смирилось с тем что это непостижимое странное существо часть реальности, хотя и не могло до конца избавиться от ощущения сказочности происходящего, но впервые услышать его речь всё же было для Сойвина небольшим потрясением.
– Да, – тихо произнес он.
– Возьми это, – Кит протянул морду вперед и вытянул язык, на котором лежал белая шершавая таблетка, на которой был вдавленный символ планеты Эсклепии. Сойвин поднес дрожащую руку к черной пасти пса и Кит положил в ладонь таблетку. – Засунь в рот, но не глотай сразу, дай растворится и глотай постепенно.
Сойвин ни на миг не усомнившись в том что делает, засунул белый кругляш, размером с серебряную агронскую монету, в рот и принялся посасывать.
– Сейчас ты почувствуешь себя значительно лучше, у тебя прибавится сил, – говорил Кит. – Твои мышцы атрофи…, в общем твои ноги пока с трудом могут ходить, но это лекарство поможет тебе.
Сладковатая нежная чуть покалывающая масса заполнила рот Сойвина, он с улыбкой глотал её.
– Ты должен уйти из Гроанбурга. Навсегда. Ты понимаешь?
Черные глаза металлической собаки глядели на него пронзительно и внимательно. Сойвин начал собираться с мыслями. Голова сделалась легкой и ясной. Мир вокруг него казалось преображается, наполняется непонятным сиянием и радостным волнением. Мягкий свет солнца стал ласковее, ветерок свежее, воздух чище и прозрачнее, а металлический пёс, сама Цитадель и двор более четкими и выпуклыми. И как будто странная неимоверно приятная вибрация просыпалась в его теле, он чувствовал возбуждение, упругость плоти, жажду жизни. Это было похоже на что-то из молодости, когда он в предвкушении и трепете шел на встречу к возлюбленной. С некоторым смущением он даже ощутил как испытывает сладкое напряжение внизу живота, кровь приливала к его членам.
– Я понимаю, – окрепшим голосом ответил он.
– Хорошо. Только накинь что-нибудь на себя, – Кит улыбнулся.
Увидев эту неимоверную, почти невозможную улыбку на металлической морде, Сойвин тоже улыбнулся радостно и почти по-детски. Затем он неожиданно для себя поднялся на ноги. Его качнуло, но он устоял. Ему до жути хотелось узнать кто же он такой этот металлический пёс, откуда взялся, почему Тайвира так доверчиво бросилась к нему. Но почему-то не решался спросить об этом.
Кит тоже встал и направился к входу в здание.
– Может я могу чем-то помочь тебе? – Спросил Сойвин.
На миг Кит подумал о более короткой дороге в Акануран, по которой его некогда обещался отвезти Ронберг. Возможно Сойвин тоже знал этот путь и мог бы показать его. Но Киту уже не хотелось связываться ни с кем из Гроанбурга, к тому же впереди его ждала непростая задача и он предпочитал остаться с нею один на один.
– Нет. Просто уходи отсюда.
Кит вошел в Цитадель и Сойвин остался во дворе один.
123.
Ронберг ворочался на полатях в своём домишке и пытался забыться сном. Однако несмотря на то что он провел на ногах всю ночь и утро, уснуть никак не получалось. В мыслях он всё время возвращался к этой проклятой яме, которую по его распоряжению несколько часов назад принялись рыть возле Цитадели. "Не к добру всё это, ох, не к добру", думал он и в сотый раз проклинал упрямого Хишена. Он даже об упущенном золоте лоя уже перестал жалеть и с тревогой думал только о том как ему придется вечером пойти к псу и упражняться перед ним во лжи. Придется как-то оправдать свою задержку, затем убедить пса что договор в силе и нужно погрузится на повозку. Ещё, после мучительных размышлений, Ронберг придумал уговорить пса накрыться покрывалом, мол, чтобы не пугать лошадей и жителей Гроанбурга. Из-под покрывала асив не увидит что его подвозят к яме, рядом с которой к тому же сложены кучи камней и валунов, и тогда наверно удастся легко опрокинуть повозку и свалить проклятого пса в чрево земли, где ему конечно самое место. Но вот только очень жаль что ему, Ронбергу, в этом действе отведена главная роль. Ему не верилось, что асив, похороненный под камнями и землей, окончательно сгинет. Что если живущий в нём демон всё же как-то выберется?! Уж он-то не забудет человека так подло его обманувшего. И как пить дать доберется до Ронберга, если не на этом, так на том свете. И вряд ли Ронбергу удастся всё свалить на сумасбродного Хишена, хотя, конечно, очевидно что только он во всём виноват. Пожилой бриод представлялся себе уже совершенно безгрешным перед асивом, словно и позабыл что намеревался предать его в руки черных лоя.
Ронберг в очередной раз, кряхтя, перевернулся на правый бок, к стене, и вроде бы наконец задремал.
Из дрёмы его вырвал жуткий грохот и зычный крик. Кто-то неистово колотил в дверь и орал. Старик слетел с полатей, шмякнулся об пол, врезался в угол печи и только потом окончательно пришел в себя.
– Встал! Встал!! – Орали снаружи.
За дверью оказался долговязый разбойник по имени Бирус. Его яркой чертой были длинные свисающие как веревочки усы, которые по мнению некоторых выглядели омерзительно.
Ронберг, весьма раздраженный спросонья, никак не мог уразуметь о чем Бирус кричит и единственным его желанием было дать ему в лоб.
– Встал!! И в Цитадель пошел.
– Кто?!
– Дьявол.
– Какой, прах тебя побери…, – и тут Ронберг всё понял. Всякая сонливость моментально испарилась. Ужас пронзил его как кол в сердце, ноги ослабели и он схватился за косяк чтобы не упасть. Его сморщенное лицо посерело.
– Как пошел? – Прошептал он.
– Ногами, всеми четырьмя, – без всякого сарказма сообщил Бирус, махая рукой, словно показывая куда именно направился "дьявол". – Нас с площади как ветром сдуло. Что делать-то теперь?
Ронберг с трудом взял себя в руки и приказал созвать бриодов к нему в дом, копательные работы немедленно прекратить и всем кто рядом с Цитаделью поскорее оттуда убраться.
– Только ради бога всё по-тихому. Зачем он в Цитадель пошел?
– А я знаю? Ограду отшвырнул и прямиком к дверям. Нас, хвала небу, не тронул.
Как только Бирус умчался выполнять приказы, Ронберг дошел до скамьи и рухнул на неё, привалившись к стене. Голова разрывалась от бешеных мыслей. В груди кололо. Он никак не мог сделать глубокий вдох и перевести дух.
"Сейчас подохну", подумал он и испугавшись, что и правда умрёт, тут же нормально задышал и почувствовал некоторое облегчение.
"Теперь всему конец", звенело в голове, "никому не спастись. И за камни, и за стрелы, и за огонь рассчитается". Но главная мысль, холодной змеёй обвивавшей душу, была о том, что в первую очередь демонический пёс захочет расквитаться именно с ним. И за то что руководил, и за то что солгал. Ронберг попытался успокоиться, напомнил себе, что разговор с металлической собакой прошел вполне спокойно и "господин Шак" не производил впечатления озверелого создания, желающего всех истребить. Ну или хотя бы истребить его, Ронберга. "Да кто ж его, дьявола, поймет", мучился пожилой бриод, "может он уже тогда мог на ноги встать и просто в игры со мной играл, проверял меня". "Но ведь он асив", вдруг подумалось ему. Ронбергу жутко захотелось чтобы сейчас рядом оказался посмеивающийся скрипучим смешком, сквернословящий, харкающий во все стороны Делающий Пыль. Он бросился к своей куртке и дрожащими руками вынул "брехало". Нервно сглотнул. Ведь так и не сообщил черным лоя что сделка сорвалась, но сейчас уже не до сделки, пусть старый матерщинник присоветует что-нибудь. Но Ронберг медлил. Связываться с колдовством не хотелось. "Может просто сбежать?", мелькнуло в голове, "Ну его к дьяволу этот Гроанбург, уеду за тридевять земель, буду овец пасти, яблоки собирать, опять же по плотницкому делу могу". Но такая перспектива за закате жизни совсем не вдохновляла и он решительно уставился на брехало.