Девочка, которую нельзя. Книга 2
Шрифт:
— Ты говорил, я должна верить тебе, несмотря ни на что, вот я и верю. А ещё — потому что ты остался совсем один, и я… — Слёзы сорвались с ресниц, потекли сразу по обеим щекам. — Я так за тебя боюсь!
Игнат со стоном ткнулся лицом мне в волосы. Мучительная хватка рук превратилась в трепетные, выжимающие душу объятия:
— Какая же ты ещё наивная, Слав…
— Просто ужас, какая дура, да, — попыталась улыбнуться я. — И раз уж с этим мы разобрались, может, ты всё-таки… сделаешь мне ма-а-а-аленький шрамик? Просто на память?
Встретились взглядами через зеркало. Глаза
— Пожалеешь ведь, дурочка…
— Пфф!
Доля секунды — и мои волосы на его кулаке. Заставляя со стоном прогнуться назад, впился в губы бесцеремонным поцелуем и рванул платье на груди. Шёлк треснул, оставаясь в его руке длинным лоскутом.
— Видит Бог, — глухо прорычал Игнат, — ты сама напросилась…
Накинул обрывок платья на глаза, стянул жёстким узлом на затылке. Я задохнулась от неожиданности, но безропотно замерла, ожидая что дальше. А Игнат подхватил меня на плечо и почти сразу же швырнул — уже на кровать, ничком в покрывало. Распластав под своим весом, звякнул пряжкой, вырывая ремень из брюк…
Подумалось вдруг, что он меня сейчас просто выпорет за дурость, и на этом всё закончится, но нет — Игнат, заломив руки за спину, накрепко стянул мои запястья ремнём. Потом тихонько щёлкнуло… и спины вдруг коснулось что-то холодное. Я обмерла: нож! И я даже знала какой — тот складной, с костяной ручкой и коротким треугольном лезвием, острым, как самурайский меч. И сейчас он скользило по моим голым плечам, вычерчивая кончиком царапины-вензеля — легко, почти невесомо, но заставляя задыхаться от предчувствия настоящей боли.
— Скажи хватит, — склонившись к уху, потребовал Игнат. — Откажись, пока не поздно!
— Нет, — немеющим языком пролепетала я. — Нет. Я хочу!
Мне было не просто страшно — жутко. Я не была готова такому повороту. Я ведь думала — будет анестезия и тонкий хирургический скальпель, возможность морально приготовиться и вообще — заботливая нежность со стороны Игната… А получила лишь его грубую силу и ярость.
Но отступать всё равно не собиралась!
Нож с треском рванул тонкий шёлк платья от низа до верха. Я взвизгнула. По оголившейся коже хлынули высоковольтные искры-мурашки. А нож, царапая, заставляя вздрагивать и обмирать, уже пополз вдоль позвоночника вниз. Замер между лопаток… и ещё ниже, опасно проскальзывая между ягодицами, с болезненным уколом подцепляя и вспарывая перемычку стрингов.
Я дёрнулась. Игнат властным тычком в спину впечатал меня обратно в постель и вложил в руки нож — так что острый кончик легонько кольнул поясницу. Сжал пальцы поверх моих:
— Не хочешь больно — держи крепко.
Рывком под бёдра сменил мою позу: на коленях, ничком в постель. Завозился. Я не видела, что он делает, завязанные глаза словно отрезали меня от реальности, заставляя теперь только чувствовать. И я стояла перед своим хищником, голая и беспомощная, и с замиранием сердца ожидала чего-то пугающего… но такого влекущего!
Руки, кстати, быстро устали, и я сразу поняла о чём говорил Игнат: кисти расслабились, и жалящий кончик ножа ощутимо упёрся в спину. Воображение тут же нарисовало кровящий прокол. Хлестнула по мозгам паника… Но я лишь закусила губу и, упрямо не показывая слабости, с новой силой стиснула кисти, приподнимая нож.
Кровать мягко спружинила, принимая вес Игната.
— Один вопль без моего разрешения, — предупредил он, — и можешь идти к чёрту со своими шрамированными бреднями. Но пока ещё можно передумать. Прямо сейчас.
— Нет, — зажмурившись, просипела я. Было какое-то мазохистское удовольствие в том, чтобы несмотря на дикий ужас и предчувствие боли, доверяться ЕМУ. Он знает, что делает. Он не сделает мне плохо. Аминь.
И моей пятки коснулось вдруг что-то невесомое, поползло по стопе. Я задёргалась, хихикая и поджимая пальцы, и в спину тут же с удвоенной болью ткнулся нож. Пришлось выбирать что терпеть — щекотку или боль…
И вот я измождённо скулила в покрывало, а перо гуляло по моему телу: бёдрам, ребрам, спине и животу, по пяткам и вокруг ощутимо жалящего поясницу кончика ножа. Подумалось вдруг, что я ведь могу просто разжать пальцы, и нож упадёт… Но Игнат сказал: «Держи крепко», и я упрямо держала. А перо вдруг невесомо скользнуло по промежности.
Ох, как это было… странно! Изнуряюще страшно и возбуждающе. С каждым мгновением всё жарче. Я изнывала, пытаясь угадать, куда двинется пёрышко дальше, предвкушая его волнующую наглость и желая, чтобы эта мучительная невесомость сменилась наконец чем-то большим — до боли и темноты в глазах. Никогда ещё со мной такого не бывало! Игнат словно содрал с меня покров, обнажая что-то звериное, что-то, что проглядывало в сексе из него самого.
Нож я так и не бросила, но давно уже про него забыла. И что странно — боли от него тоже больше не чувствовала. Меня теперь томило одно лишь мучительное ожидание — сорвавшейся с узды самоконтроля Игната и страсти его проникновения.
Но он не спешил. Касался, ласкал, доводя до грани… но не давая кончить. Он словно изучал меня. А может, приручал. Или даже пытал?
— Ну пожалуйста… — не выдержала я, — пожалуйста!
И он пожаловал — такой каменно-перевозбуждённый и жадный. Я долго застонала, пытаясь податься ему навстречу, но лишь беспомощно виляя задницей… И невольно раня саму себя стиснутыми в занемевших запястьях ножом. А когда до оргазма остались считанные мгновения, Игнат вдруг остановился. Я разочарованно заскулила, он рассмеялся и заботливым тёплым касанием вынул из моих пальцев нож. Развязал руки и, уложив меня на спину, прижался губами к уху:
— А вот сейчас ты узнаешь, что такое настоящее доверие. Или не узнаешь. Выбор за тобой…
Я сначала не поняла. Это был прекрасный, страстный секс «дама на спине, мужчина сверху» Завязанные глаза лишь добавляли происходящему остроты: когда поцелуи Игната медленно спускались всё ниже, и губы касались возбуждённо-горячей, истекающей желанием плоти. И когда, навалившись всем весом, он ритмично вколачивал меня в постель, а я, расслабленно закинув руки за голову, полностью отдавалась его власти. И даже когда пальцы его страстно легли на мою шею — это только подбросило меня на новый гребень возбуждения.