Девочка с косичками
Шрифт:
— Скажи на милость, — ещё больше удивился он. — Я не знал, как позвать тебя. Вот и окликнул первым именем, пришедшим на ум.
— Угадал, — девушка улыбнулась.
— Ты комсомолка?
— Тебе это зачем?
— Да так, между прочим, спросил, — ответил он и, помолчав, добавил: —Не знаю, как тебе и сказать… Уйду я сейчас своих догонять. А тут дело одно серьёзное есть. Не знаю, как быть?
— И что же это за дело у тебя такое?
Он прикрыл глаза, думая:
— Пулемёт я тут неподалёку от вашей деревни заховал.
Девушка слушала с недоверием, но по лицу и по голосу она видела, что солдат говорит правду. Они вышли из избы и через огород направились к лесу.
За опушкой, на луговине, стоял небольшой стожок сена.
— Здесь, — сказал солдат.
Мария разгребла сено, выкатила пулемёт, вытащила три коробки с лентами.
— А теперь быстрей к дому, — шепнул солдат. — Куда спрячем, подумала?
— Есть местечко, в сарае.
Когда они вернулись в избу, Мария сказала:
— Я сперва не поверила. Думала, разыгрываешь или провоцируешь.
— Такую, как ты, не проведёшь.
— Тебя как зовут-то?
— Семён.
— Остался бы до утра. Отдохнёшь хорошенько, а завтра пойдёшь. Куда тебе такому в ночь.
— Нельзя. Сутки пройдут — много воды утечёт.
— Всё равно где-нибудь в поле или в лесу ночевать будешь.
— Это точно.
— Ты вот что… Пока гимнастёрка сохнет, отдохни малость. Вздремни. А я тем временем схожу за коробками.
— А если ваши вернутся? Что скажут?
— Они не придут. Лезь на печку и спи. Я дверь на замок закрою.
— И то правда, в мокрой гимнастёрке неохота топать. Пожалуй, вздремну малость. А то я последние три ночи толком не кемарил. Измотался. Только ты меня сразу разбуди, как вернёшься. Хорошо?
— Ладно, разбужу.
Он взобрался на лежанку, Мария подсунула ему подушку под голову, накрыла лоскутным одеялом, задёрнула шторку и привернула фитиль в лампе. Три раза она ходила за коробками, спрятала их в сарае, завалив сеном. Когда вернулась в избу, солдат крепко спал. Он изредка стонал, тихо, как малый ребёнок, и поскрипывал во сне зубами. Мария пожалела его будить и решила подождать до рассвета.
Она не сомкнула глаз, прислушивалась к тяжёлому прерывистому дыханию раненого солдата. Нагрев утюг, прогладила рубашку и гимнастёрку, старательно заштопала две круглые дырочки — след пуль.
В четыре утра, перед самым рассветом, она разбудила его. Он встал, оделся и попросил воды. Она напоила его кипятком, заваренным мятой, отрезала на дорогу хлеба, завернула горбушку вместе с огурцами в тряпочку, дотронулась до плеча.
— Болит?
— Утихло.
— За пулемёт спасибо.
Она приподнялась на мысочки, обхватила Семёна за шею и, поцеловав в небритую щеку, шепнула:
— Когда будешь немцев гнать, вернись сюда. Слышишь. Вернись. Я хочу тебя видеть живым и здоровым. Вернёшься?
— Попробую.
Он закинул за плечо карабин и направился к двери. Взявшись за скобу, на миг задержался, повернулся и, взглянув в глаза ей, сказал:
— Спасибо тебе за всё, Лузгина Мария.
Она вышла следом, проводила его до леса и долго стояла у одинокой берёзы, пока он не скрылся из вида в предрассветном белёсом тумане, среди задумчивых и мокрых от росы стволов берёз и елей.
— Кто направлял деятельность подпольной организации?
— Я не знаю ни о какой организации.
— Кто руководил организацией?
— Не знаю.
— Кто был членом этой организации?
— Не знаю.
— Где собирались подпольщики?
— Я не слышала об этом.
— Сколько было членов в вашей организации?
— Я ничего не знаю.
— Как и когда создавалась организация?
— Не знаю.
10. ВСТРЕЧА С БРАТОМ
Мысль о создании организации, или, как сказал тогда в лесу ночью Маркиямов, инициативного ядра её, долго не давала Фрузе покоя. Она всё время думала об этом, не зная, с чего начать. Она вспоминала самых близких и надёжных своих знакомых и друзей, с которыми училась в школе, но сразу поговорить с ними не решалась опасаясь повредить делу каким-нибудь неосторожным шагом, так как хотела вы-полнить это серьёзное и ответственное поручение, кото рое доверили ей подпольный обком партии и комсомола, как можно лучше.
Время шло, а из всех имён и фамилий, тысячу раз процеженных ею, первыми мелькали имена двух самых верных подружек: Марии Дементьевой и Марин Лузгиной, которым она могла открыться без риска провалить дело, так как очень хорошо знала их и доверяла им как самой себе.
«Надо поговорить с ними», — думала Фруза и всё откладывала. Сомнений в девушках у неё не было: сдерживало волнение, которое последнее время не покидало её. Она собиралась посоветоваться с матерью и отцом, веря, что они поймут её и верно подскажут, как поступить, но даже на это она не могла решиться. Ей хотелось самой проверить свою способность принимать правильные решения. Она мысленно говорила себе: «Спокойнее и осторожнее».
Помог ей брат, Николай. Однажды ночью он пришёл из леса и условным стуком в окно дал о себе знать. Как и в предыдущие ночи, Фруза долго не могла заснуть. Услышав стук и догадавшись, кто это, она быстро встала, надела платье и босиком, чтобы не разбудить спящих отца и мать, неслышно ступая по прохладным половицам, прошла через горницу в сени. У наружной двери остановилась, прислушалась. С улицы повторился всё тот же условный стук. Так мог стучать только Николай— часто два раза и с промежутками — три. Фруза прижалась щекой к двери, негромко спросила: