Девочка с красками
Шрифт:
— Вы, ребята, стойте здесь, а я пойду раздобуду машину.
Он быстро отошёл и почти тотчас скрылся в темноте.
— Не спросил, — горестно шепнула Таня.
— Погоди, ещё спросит, — всё поняв, как и должно настоящему другу, убеждённо сказал ей Саша. — А он ещё у тебя молодцом! А что, если он и теперь ещё играет в волейбол? Вот бы было здорово!
Вспыхнув фарами, к ним подъехала машина, в которой рядом с шофёром сидел Танин отец. Он быстро распахнул дверцу, вылез, быстро подошёл к Тане и вдруг, наклонившись, неумело как-то и странно потвердевшими губами снова стал целовать её. Он что-то шептал ей, целуя, но что — Таня не разобрала. Потом так же быстро, как наклонился, он выпрямился во весь свой
— Ну, поехали...
Он подсадил Сашу и Таню в машину, погрузил к ним свои пожитки, а сам сел с шофёром. Только сел и сразу вылез и пересел назад, к ребятам, взяв Таню к себе на колени.
— Ну, поехали...
— Куда? — спросила Таня с надеждой.
— В гостиницу! — очень уж весело отозвался отец, прижимаясь к Тане своей колючей щекой. И шепнул: — Потом, потом я тебе всё объясню... Ладно?..
Таня ничего ему не ответила.
Машина уже мчалась вперёд. Той же дорогой, по которой сперва шла, потом бежала, а потом ехала на мотоцикле Таня, чтобы встретить своего отца. И вот она его встретила. И вот они уже вместе и едут той же дорогой в город, но почему-то не домой, а в гостиницу. «Ну спроси, ну спроси хоть что-нибудь про маму!» — подумала-помолила Таня.
Отец молчал. Смотрел за стекло машины в тёмную даль и молчал.
11
Таня проснулась очень поздно. Если солнечные лучи успели переползти из угла под потолком на пол — значит, уже поздно и «Танино утро» позади. «Танино утро» — это когда во дворе в траве ещё роса, когда и ступеньки крыльца ещё влажные, будто умытые, и когда так ясно вокруг и так тихо, что, кажется, можно увидеть всё, чего не пожелаешь, в самой дальней дали и можно услышать любой самый дальний звук.
Таня проснулась и села на постель с широко раскрытыми глазами и всё сразу вспомнила. И как встречала вчера отца, и как потом он поехал в гостиницу, а не домой, а по пути подвёз сперва Сашу к его дому, а потом Таню к её дому. Это был их дом, но отец не вошёл в него, а поехал в гостиницу. Таня знала эту гостиницу, она стояла у края базарной площади. Какой-то нескладный, длинный и приземистый дом, с пыльными всегда стёклами и всегда пахнущий кислыми щами, и карболкой, и бензином — всё вперемежку. Даже и часа прожить в таком доме Таня бы не решилась. Л вот отец сейчас там живёт. Ему там плохо, за эгими пыльными стёклами, но он там живёт. «Беда-то какая, беда-то!..» — бабушкиным голосом прошептала Таня.
Вчера, когда машина отца покатила и свернула за угол, Таня вошла во двор и сразу увидела маму. Та, будто прячась от кого, стояла за деревом. За это дерево и Таня всегда любила прятаться. Это была старая берёза, единственная такая возле их дома. Не тоненькая, не стройная, а широкая и вся в наслоях и буграх. Не берёза, а прямо дуб какой-то.
Мама вышла из-за неё и прижала к себе Таню.
— Наконец-то! — сказала она. — Я так ругала себя, что позволила тебе идти в эту страшную даль. И одной! Почти ночью! Бог знает, что могло случиться!
«Ну спроси, ну спроси о нём!» — помолила Таня.
Нет, мать говорила только о ней, спрашивала только о том, как она шла, было ли ей страшно. А когда услышала, что Таня ехала на мотоцикле, от ужаса даже вскрикнула.
«Ну спроси, ну спроси о нём!»
Нет, мать ничего не стала спрашивать «о нём». Торопливо ввела она Таню в её комнату и, чего давно уже не делала, помогла ей раздеться.
— Спать! Спать!
Вот и ночь позади, вот уж Таня и проснулась, проспав своё утро, вот уже и всё вспомнила. А что теперь?.. А что дальше?..
А дальше вот что. Отец, когда прощались, шепнул:
«Завтра поговорим, хорошо? Приходи ну хоть часам к десяти в городской сад, и поговорим...»
Таня спрыгнула с постели, быстро оделась, ополоснула кое-как лицо, только глянула на чашку с молоком, которую налила для неё, уходя на работу, мать, и выбежала на улицу. Опять надо было спешить, спешить: ведь стрелки часов на будильнике уже замерли — маленькая над цифрой десять, а большая над цифрой двенадцать. Ох, уж эти стрелки, они всегда подводят Таню, к ним никак не приладишься. То ползут, то прыгают. А вот мама и без часов умеет Еставать, когда надо. Даже удивительно, как у неё всё точно получается. Во всём. Во всём ли?.. Вдруг снова вспомнилась она, какой была вчера вечером. Зачем-то спряталась за берёзу, и голос и глаза совсем не её. Она была вчера какой-то испуганной, суетливой, жалостливо-печальной. Такой Таня её не знала раньше.
И отец вчера был совсем не таким, каким она его помнила. Он тоже был странно растерянный и притихший. Его тоже было до горя-горького жалко. И это всё потому, что они поссорились — её отец и мать. Ну зачем, зачем ссорятся родные люди?!
Таня ещё не успела добежать до угла, как позади, щёлкнув замком, заскрипела дверь черепановского дома. Таня оглянулась, наперёд зная, как всё сейчас будет. Сперва выскочит на улицу кудлатый Альфред, широко расправив свои крылья и делая вид, что может полететь, да вот только лень ему. Потом медленно просунется в дверь обёрнутый в мешковину черепановский мольберт на длинной треноге, а потом не спеша выйдет и сам Черепанов. Постоит, покрутит головой, щурясь на солнце, будто высматривая, где оно светит поярче, чтобы в ту сторону и путь держать. Потом, крикнув что-то отрывистое своему звероподобному петуху и окриком этим загнав его за дверь, старик, сутулясь, отправится в путь.
Вот тут-то Таня обычно выскакивает из своей калитки и просит старика взять её с собой. Но сегодня нельзя, сегодня надо бежать, бежать, не теряя ни минуты. Отец, па-верное, её уже ждёт.
Таня глянула туда, где должен был ждать её сейчас отец, туда, за мост, где начинался городской сад, и обмерла. Ведь никакого городского сада там давно уже нет. Вот уже год, как все большие деревья оттуда вырыли и перевезли в другой конец города, на горку. А там, за рекой, в низинке, где раньше был городской сад, скоро разольются воды Большой Камы. Как же она забыла про это?! Отец не знал, но она-то как забыла? И через мост уже нет давно прохода, и вместо парка пустошь да кусты. Куда же он пойдёт? Где его теперь искать?
Не зная, как ей быть, Таня в растерянности оглянулась на Черепанова, который вот уж и поравнялся с ней. Он был сегодня явно в добром настроении. Он даже чуть-чуть улыбнулся ей и дружески кивнул. Да ведь верно, они же теперь стали совсем друзьями, ведь Таня даже побывала у него в гостях. Удивительно, сколько всего случилось за вчерашний день! Таня глянула поверх головы старика, на его мрачный дом, в котором, оказывается, была одна большая комната, совсем как в сказке какой-нибудь. Одна стена — их город, каким он был в старину, другая стена — сиреневый сад, каким бы мог он только присниться во сне. И много, много ещё всего было в этой комнате, отчего даже вот и теперь захватило у Тани дух. И пахло там краской — дружелюбно, и тихо, и заманчиво.
— Чего стоишь, пошли, — сказал Черепанов Тане и протянул ей ящик с красками. — И так уж запозднились.
— Я не могу, — сказала Таня, быстро дотронувшись рукой до ящика с красками. «Здравствуйте, милые мои, смешные человечки!» — Я не могу...
Старик придержал шаг и внимательно глянул на Таню:
— Что, приехал?
— Вчера, — кивнула Таня.
— Вот оно что, стало быть, дома?.. Кланяйся ему. Ко-гда-то и он со мной «на натуру» хаживал. Это ты в него пошла. Правда, потом к другому потянулся, дома порешил строить, но когда-то и писал и рисовал довольно порядочно. Что же, кланяйся, может, навестит старика, расскажет, как там в столице. Дорогу-то перейти — недолог путь.