Девочка с самокатом
Шрифт:
– Кристофер – это наш голос, – поясняет Лилит.
«Кристофер, – думает Эмбер, – это парень с худыми запястьями и заразительным смехом. А Калани, похоже, личная нянька Давида».
– Он очень мне помогает, – в унисон её мыслям говорит Лилит, когда они выходят из столовой. – Давид его обожает, Калани умеет находить к детям подход. Дома у него осталась маленькая сестрёнка, Калеи.
На мгновение Эмбер задумывается: каково это – иметь старшего брата, который будет чинить тебе игрушки и не даст тебя в обиду никому никогда, который всё детство будет читать тебе сказки на ночь и одалживать тебе футболки потом, когда
К тому же она не любит, когда ей читают.
– Ясно, – отвечает Эмбер, чтобы что-то сказать.
Миновав несколько поворотов, они оказываются в холле. Здесь темно, просторно и пусто, сквозь незанавешенные окна видно пустынную улицу. Тусклые вспышки фонарей похожи на огромные звёзды. Или маленькие солнца, с какой стороны посмотреть.
– Как Вик? – спрашивает Лилит, открывая входную дверь. Её вопрос, конечно, может быть продиктован исключительно беспокойством за гонки, но Эмбер слышит в нём искренний интерес. – Насколько я понимаю, ваши с ним отношения нельзя назвать идеальными…
«Наши с ним отношения, – думает Эмбер, – вообще нельзя назвать отношениями».
Она пожимает плечами.
– Всё в порядке. – И добавляет, неизвестно почему: – Я могу за себя постоять.
Лилит щурится на фонари.
– Я не сомневаюсь.
Спустившись с крыльца, они обходят гостиницу по широкой аллее, заросшей одичавшими кустами. Судя по тому, какими ровными они кажутся кое-где, недавно их пытались подстричь. Судя по тому, какими неровными они остались во всех остальных местах, попытка провалилась. Неведомый мастер, правда, не отказал себе в удовольствии прикоснуться своей божественной рукой практически к каждому кусту.
В неровном свете фонарей всё это выглядит почти жутковато.
– Мы немного пройдёмся, ты же не против? – спрашивает Лилит, но, конечно, её слова звучат как утверждение, а не как вопрос.
– Не против, – отвечает Эмбер, хотя про себя думает, что Лилит могла бы и предупредить. В конце концов, вечером на улице довольно прохладно, особенно для джинсовых шорт.
Замёрзнуть она, впрочем, не успевает. Лилит шагает быстро, размашисто, и, пытаясь успеть за ней, Эмбер ощущает, как кровь начинает бежать быстрее, и уже через пару минут ей становится практически жарко. А ещё через пару минут они добираются до пункта своего назначения.
– Это стадион. – Лилит взмахивает рукой, указывая на внушительное здание, возвышающееся на другой стороне площади. – Там будут проходить гонки.
Эмбер непроизвольно задерживает дыхание.
– Ого, – наконец, говорит она. – Просто… Ого. – Подразумевается, что в этих трёх буквах удачно сочетаются удивление, потрясение, немного восторга, немного сомнения и самая капелька страха. – А этот ваш стадион не рухнет нам на головы?
Лилит издаёт странный звук, и Эмбер не сразу соображает, что это смешок.
– Не должен. Не переживай, его специально проверяли и реставрировали. Трибуны вмещают до пятнадцати тысяч человек, внутри – огромное поле, которое мы разделили на четыре дорожки.
– Четыре дорожки? – спрашивает Эмбер. Она подбирается,
– Знаю, звучит жутковато. – Лилит пожимает плечами.
– Нет. Не жутковато, а… странно. Неправдоподобно. Пятнадцать тысяч… Я не могу даже представить столько людей в одном месте.
Она не кривит душой, она действительно не может представить. В школьном классе их числилось восемнадцать, на уроки в реальности приходило от десяти до пятнадцати. В магазин Хавьера даже после привоза не набивалось больше двадцати покупателей.
Лилит берёт её под руку, чтобы пересечь площадь, и Эмбер почему-то думает, что давным-давно люди, наверное, держались за руки, чтобы не потеряться. На этой самой площади, где сейчас только они и редкие вспышки тусклых фонарей, когда-то гуляли парами, компаниями, может быть, даже толпами. Здесь было полным-полно народу, здесь кипела жизнь и гомонили голоса, здесь…
– Пятнадцать тысяч, – Лилит прерывает её размышления, – это просто число. Мы не ждём такого наплыва, во всяком случае, на первые гонки.
Да и на вторые тоже, думает Эмбер. И на пятые, и на десятые, и, скорее всего, на сто пятидесятые тоже. Ей вообще, честно говоря, кажется, что во всём мире не наберётся этих несчастных пятнадцати тысяч, хотя, на самом деле, наверное, наберётся, и даже не раз. По телевизору говорят, на Земле их осталось несколько миллионов.
На мгновение Эмбер становится страшно. Знакомый ей мир неожиданно оказывается таким маленьким, почти крошечным, пылинка на руках у ребёнка, в то время как на самом деле таких пылинок сотни, если не тысячи. Но страх быстро проходит, уступая место восторженному ожиданию: ей не терпится встретиться с этими сотнями новых пылинок. Ей действительно хочется их увидеть, услышать, узнать.
– А почему четыре дорожки? – спрашивает она.
– Вас шестнадцать. Мы планируем четыре заезда по четыре человека, отсюда и четыре дорожки. Точнее, если говорить откровенно, то сначала, исходя из возможностей поля, появились четыре дорожки, а потом уже было принято решение о количестве человек и заездов.
– Значит, на каждой дорожке будет по одному участнику. – Эмбер пытается представить, как будут выглядеть эти дорожки, но боится спросить напрямую. Догадки Калани всё ещё звучат у неё в голове, но она не знает, может ли Лилит рассказать ей об этом.
Если уж на то пошло, Эмбер не знает, имеет ли Лилит вообще право ей хоть о чём-то рассказывать.
– Да.
– А почему не все сразу? Одна большая трасса и все шестнадцать участников…
Они останавливаются перед одним из входов. Широкие двери выглядят новыми, крепкими, как будто их только что закончили устанавливать. Кто знает, может быть, так и есть: на них не видно ни царапин, ни выбоин, никаких следов времени и разрушения.
Внутрь Лилит не заходит.
– Не пойми меня неправильно, – она едва заметно хмурится, – но это слишком опасно. Я не хочу сказать, что все люди такие, но всё же… Если совместить все дорожки в одну и выпустить туда сразу всех участников гонки, неминуемо начнутся беспорядки. Никого конкретно не имею в виду, но где гарантия, что люди не начнут мешать друг другу на трассе, чтобы добраться до финиша первыми? И где гарантия, что в таком случае обойдётся без жертв? – Эмбер молчит, так что Лилит отвечает сама: – Гарантии нет.