Девочка с самокатом
Шрифт:
Эмбер никак не может понять, нравится ей Лилит или нет, никак не может сообразить, что она за человек и как о ней следует думать.
Хавьер, когда они заехали попрощаться, только причмокнул языком и покачал головой, но не стал объяснять, что это значит. Эмбер будет скучать по Хавьеру.
– Уже жалеешь? – спрашивает Лилит, когда они выезжают из Городка.
Эмбер качает головой.
– Пока ещё нет.
Это правда. Может быть, она пожалеет – потом, но до «потом» ещё далеко, и самокат лежит в грузовой части пикапа, прикрытый брезентовый тентом, и рядом с ним лежат её вещи. Их мало. За четыре года, прошедшие после
Лилит пообещала, что ей выдадут всё остальное: от шампуня и мыла до книг.
Больше того, она улыбнулась как змея-искусительница: «Ты сможешь сама заработать и получить всё, чего только захочешь».
– Хорошо, – говорит Лилит, – что я нашла тебя здесь.
– Ты не искала специально?
– Нет. – Она усмехается. – То есть вообще-то да. Сын вашего старосты, говорят, был не прочь поучаствовать, только его успели увезти до меня.
Эмбер вопросительно поднимает брови.
– До тебя?
– Ты же не думаешь, что я занимаюсь всем этим одна, правда, Эмбер? Нас много – организаторов, агентов, как хочешь. И сейчас мы все были заняты тем, что искали людей.
– Мало желающих?
Она спрашивает просто так, потому что, ну, в самом деле, не может же она быть единственной, кто не против попробовать, ведь, как бы ни истощило себя человечество, на Земле всё ещё достаточно много людей – и по меньшей мере половина из них должна быть куда рисковее, чем она. Она спрашивает просто так, но Лилит неожиданно мрачнеет, уходя от ответа.
– Ну, – только и говорит она, выворачивая руль, чтобы войти в поворот, – ты ведь понимаешь, что это не шутки. Понимаешь же, да?
Эмбер пожимает плечами. Она и не говорила, что всё не всерьёз, даже и не думала принимать это за шутку.
– Мне просто казалось, что достаточно развесить десяток объявлений в Столице – и желающих будет хоть отбавляй!
Лилит чуть расслабляется. Её бледное лицо снова выглядит спокойным.
– Может, и так, – отвечает она. – Но где ты видела работу, на которую берут всех подряд?
– Ясно. – Эмбер серьёзно кивает. – Чтобы пройти отбор, нужно заставить зомби врезаться в машину организатора. Я поняла.
Они обе смеются. Смех у Лилит тоже королевский: низкий, хриплый, приятный, и Эмбер даёт ему отзвучать. Только когда он стихает, она задаёт свой вопрос:
– Так что насчёт Вика?
– Сына старосты? Я же сказала, кто-то забрал его до меня. Это даже к лучшему, – говорит Лилит, взмахивая затянутой в перчатку без пальцев рукой, и поясняет: – Как видишь, у меня в машине только два сиденья и кузов, так что если бы этот ваш Вик поехал бы вместе со мной, тебе пришлось бы трястись где-то там со своим самокатом.
Эмбер, если честно, думает, что лучше с самокатом, чем с Виком.
– Честно сказать, стоило мне увидеть тебя на дороге, – продолжает Лилит, – и никакой Вик стал не нужен. Серьёзно, ты отлично управляешься с самокатом. Обвела этих зомби вокруг пальца, как будто всю жизнь только этим и занималась. Мне оставалось только узнать у вашего старосты, кто ты такая и где живёшь.
– Представляю, каких ещё гадостей он обо мне наговорил, – морщится Эмбер.
Старый сноб, родственная душа мистера Льюиса, ни разу за последние несколько лет не позволил ей просто пройти мимо – без своих комментариев. Эмбер так и не удалось понять, что именно ему в ней не нравится, потому что, судя по всему, не нравилось решительно всё. Правда, принимать его раздражённое шипение и едкие выговоры было бы глупо. Пропускать их мимо ушей – в самый раз.
Собственно, чьё-то там раздражённое шипение и чьи-то там едкие выговоры – последнее, что волнует Эмбер здесь и сейчас. А вот Вик…
– Значит, он тоже будет участвовать?
– Ага. – Лилит встряхивает головой, убирая волосы, лезущие в лицо. – Только представь, ты приедешь в Столицу, а там у тебя уже будет кто-то знакомый. Чудесно.
«Вовсе нет», – думает Эмбер.
Вообще не чудесно. Совсем.
Чтобы не думать об этом, Эмбер закрывает глаза. Казалось бы, оставшись наедине с собой, не думать ни о чём невозможно, но у неё получается: Эмбер может уснуть в любом месте и в любое время, будь то ночная смена в магазине Хавьера и собственная рука вместо подушки, или собственная постель, или жёсткое кресло в гостиной, или пассажирское место пикапа. Эмбер может уснуть в любом месте и в любое время.
Она засыпает здесь и сейчас – и просыпается только тогда, когда Лилит тормозит перед огромным крыльцом, перила с одного края которого основательно покосились.
– Бывшая гостиница, – говорит она, хотя Эмбер вроде не спрашивает. – А на ближайшее время – твой дом.
Эмбер трёт глаза, чтобы лучше разглядеть тёмное здание.
Одних слов мало, и в широкой, приземистой трёхэтажке сложно почувствовать что-то большее, чем видится с первого взгляда. Покосившиеся перила, крыльцо, на котором Лилит смогла бы дважды припарковаться, потемневшая обивка на стенах. Окна – большие, но мрачные, закованные в пожелтевшие от времени рамы, трещины на некоторых блестят, видимо, заклеены скотчем. Из-под крыши слышится громкое чириканье птиц – похоже, кто-то свил здесь гнездо.
«Ну что ж, – думает Эмбер, – по крайней мере, хоть для кого-то это место – действительно дом».
Её собственный дом остался далеко позади, и, по всем правилам, она должна сейчас ощущать что-то вроде утраты, но ничего подобного нет. Больше того, она могла бы чувствовать нечто наподобие «уехала за лекарствами, совсем скоро вернусь» – и бесконечно грустить из-за того, что «совсем скоро» не наступает, но нет. Она скорее грустила бы, если бы оно наступило.
Собственно, она и так каждый раз об этом грустила, безо всяких там «если бы».
Мало что может угнетать настолько же, насколько угнетает возвращение в четыре стены, в которых тебе одиноко и пусто, в которых тебя не ценят и не уважают – в лучшем случае, не замечают вообще. Мало что может угнетать настолько же, насколько угнетает возвращение в тёмную замусоренную квартиру с рассохшимися полами, где скрип половиц, пустые бутылки под ногами и забитые досками окна – меньшее из несчастий и зол. Мало что может угнетать настолько же, насколько угнетают одни воспоминания об этом, поэтому Эмбер не собирается вспоминать.