Девочка со спичками
Шрифт:
Соколов скептически посмотрел на нее, потом на стул, но все-таки взобрался на сиденье напротив.
– Но как при таких условиях пускать кого-то к себе в мозг? Особенно если есть что скрывать.
– Очень просто, – спокойно парировала Кира. – Есть разные степени погружения, есть техники защиты от глубинных внедрений, есть этический и врачебный кодекс, в конце концов. Это медицина, Игорь Александрович. Ваши мысли, как и диагнозы, – это предмет врачебной тайны, которая строго охраняется. Неужели вы думаете, что мы бы существовали до сих пор, если бы на каждом углу рассказывали о том, что нашли
Соколов молчал, глядя на нее чуть исподлобья, словно ожидая еще аргументов.
– Да что я вас уговариваю, нет ничего проще, чем продемонстрировать это на себе. Будете моим проводником? Это не сложно. Как компьютерная игра.
– Нет, – чересчур быстро отказался Игорь, внимательно глядя, как она обхватывает стаканчик с кофе, резко шипит сквозь зубы и дует на пальцы. – Вы всегда такая неосторожная?
Кира замерла, ощущая неприятный подтекст. Соколов будто снова отсылал ее к ночи в клубе, где они были так бесстыдно, болезненно близки.
– Я только об этом и думаю, – еле слышно добавил он, словно прочитав ее мысли. – Зачем вы сделали это? Притом что я вам явно не нравлюсь. Вы же узнали меня до, я прав?
Кира смущенно отодвинула стакан.
– Вы были таким дерганым и несчастным, и это было так по-человечески, что я…
Она вдруг осеклась, поняв, насколько унизительно звучат ее слова.
Игорь криво ухмыльнулся:
– Да, понимаю, настоящий я мало у кого вызываю энтузиазм. Я был в таком состоянии в тот вечер, потому что у меня мать тяжело болела.
– Вы врете, вы даже не знали, что она в реанимации! – резанула его глазами Кира.
Соколов надолго замолчал.
– Я не буду уточнять, откуда вы все знаете, хотя меня это беспокоит, – наконец заговорил он. – Да, в тот вечер я просто обдолбался кокаином и смешал антидепрессанты и алкоголь. Чтобы жизнь не казалось такой отвратительной и уебанской. И да, я все еще хочу протестировать «Капсулу», но боюсь. Так лучше?
Она удивленно кивнула. Из его слов сочился какой-то склизкий и тянущийся бесконечно кошмар, который мучил его годами, о котором он упорно молчал, но кошмар лез из Соколова наружу против воли – будто одним только своим присутствием Кира вскрывала, как консервным ножом, что-то глубоко интимное в нем – безо всякой «Капсулы».
– Уже честнее, спасибо.
Больше они не разговаривали, просто дошли до выхода из здания, а потом Соколов сел в машину и, коротко кивнув ей, уехал. Кира осталась стоять у входа, так и держа в руке нетронутый кокосовый капучино. Она смотрела на красные огоньки удаляющихся от нее автомобилей: они плавно покачивались, пока совсем не растворились в темноте.
Кира со вздохом вылила кофе в остывающую траву, на которой лежала роса, и поплелась в мини-отель, чтобы остаться там ночевать. Жизнь ее вовсе не была отвратительной и уебанской, но почему-то именно в тот момент она остро почувствовала то же, что и Соколов: бесконечное одиночество, страх и недоверие к миру – к этому странному, жестокому и многолюдному месту, куда они оба попали будто случайно, и бродили теперь, как слепые, по огромной площади, и пытались понять, как им отсюда выбраться.
«Это хотя бы честно», – повторила Кира, словно успокаивая себя, и накрылась одеялом с головой. Она боролась с внезапным приступом паники – вечером для нее это стало обычным делом, потому что опускаться в неконтролируемый сон после тысяч управляемых серфингов было на редкость страшно.
Кира закрыла глаза и часто задышала.
«Кира? Ты все еще Кира сейчас? Да… Именно Кира».
Под веками горел огонь – он был осязаемым, жалил, потрескивал, вонял жженой кожей, и она не могла перестать на него смотреть, потому что вторых век, чтобы закрыть их тоже, у нее не было.
Чтобы сохранять связь с реальностью, она торопливо прижала к холодной поверхности простыни обожженную руку, которую Соколов сегодня с таким сочувствием разглядывал.
На Киру давно никто так не смотрел.
Ритм
– Блин! – раздраженно сказал Марк и сунул ей металлическую красную коробочку. – Вот нюня. Ничего с твоим кораблем не случилось!
Полина поспешно вытряхнула на ладонь маленькие разноцветные кусочки пластика: часть корпуса, кабина, поцарапанное крыло с полустертой краской – шаттл «Вояжер-2055» был разобран, но цел. Он достался ей от отца – кажется, это был единственный подарок, который он сделал ей в жизни. Все остальные подарки дарила мама – так уж повелось, потому что отец гордо носил почетное и трагическое звание «безработного, пострадавшего от режима» и у него никогда не бывало денег. Как именно пострадавшего и от какого режима, десятилетняя Полина представляла смутно, но шаттл нежно любила.
Солнце слепило, и Полина сложила ладошку лодочкой, чтобы рассмотреть недовольное лицо двоюродного брата. Он был старше и резче, он жердью возвышался над ней, сцепив руки на груди. Щетка жестких рыжеватых волос, щелочки глаз, легкие капельки пота над верхней губой – неужели она сейчас видит его в последний раз?
Они стояли посреди тротуара на самой большой улице Троицка-N – улице генерала Лебедева. У домов, которые никто не ремонтировал, были помятые лица. Кое-где поблескивали металлической прохладой припаркованные электромобили и самокаты.
– Будешь с таким характером сидеть тут одна. У тебя ж даже друзей нет! Знаю, не спорь. Рассказывали мне. Завтра в Москву уеду – и что ты будешь делать? Кому ты тут нужна без меня?
Полина нахохлилась. Марк сказал правду: она не умела строить отношения с одногодками – только прибивалась, как собачка, к стаям детей во дворе, но ни с кем не дружила «по-настоящему». Что такое «по-настоящему», Полина пыталась выяснить у взрослых, но, натыкаясь на загадочные ответы – «лучшие друзья – это твоя семья» и «настоящей дружбы не бывает», – вскоре оставила попытки.
Марк воровато оглянулся по сторонам. Отец Полины поручил ее двоюродному брату и скрылся в дверях под сияющей, как огни казино, вывеской «Хлебников и партнеры. Нейроадвокаты» минут десять назад.
– Так, Поль. Мне правда надо идти. Еще с пацанами увидеться перед отъездом. Ты это… Давай тут сама. Дядю Гришу – тьфу ты, отца своего – дождись. Никуда не уходи, поняла? Стой тут и жди его.
«Да ладно, не маленькая…» Полина нехотя кивнула, закатив глаза.
Он поспешно обнял ее – неловко и сухо, как обнимают подростки.