Девочка со спичками
Шрифт:
«Что, блин, ты хочешь, чтобы я сказала?! Спасибо?»
Соколов улыбнулся:
– Рад, что вам здесь понравилось. Если честно, я ожидал, что вы останетесь на Ленинском, поставите палатку посреди стройки, а мне придется приезжать и вызволять вас оттуда со спасателями.
– Вы хотели сказать «выдворять»?
Соколов рассмеялся – будто кусочки льда в стакане застучали. Вот ровно так же он смеялся в клубе, когда она рассказывала про «Капсулу».
«Сволочь!» Светски улыбаясь, она была уверена, что он думает о ней то же самое.
Они долго бродили по помещениям. Кира довольно быстро оттаяла, потому что говорила в основном о работе, а о ней она могла рассказывать вдохновенно и часами. Он слушал внимательно,
Неожиданно Соколов оказался на редкость неглупым собеседником; он лишь изредка задавал вопросы, но все они были более чем уместны.
«А ты неплохо подготовился», – с удивлением констатировала Кира.
– Так, хорошо, теперь важно вам объяснить, в чем разница между полноценным погружением и пре-сном, потому что это совсем – ну, совсем разные вещи с точки зрения процессов… – Говоря с кем-нибудь, кто хоть немного разбирался в предмете, она начинала нетерпеливо тараторить, как отличница у доски. – Но… сколько у нас есть еще времени? Вы не устали?
– После семи сегодняшних совещаний это как легкая прогулка. И я уже слышал первую часть лекции… чуть раньше. – Пауза длилась доли секунды, но была весьма красноречивой.
– Вряд ли вы ее запомнили. – Кира намекала на его невменяемое состояние в клубе и впервые за весь вечер не отвела глаз. Она с восторгом наблюдала, как он стиснул губы, перебирая оскорбления в голове, но в последний момент сдержался.
– Хорошо, в чем разница между сном и… пре-сном? Так вы его назвали?
– Во время настоящего серфинга – то есть глубокого сна – вы никак не сможете проснуться сами, даже если вас будить. Поэтому обязательно нужна сопровождающая группа, анестезиолог и все такое. Ну, и обязательно проводник. Если заблудитесь в таком сне и вас некому будет вывести, то можно запросто впасть в кому. Перед погружением вам дают наркоз с особым составом для стабилизации склеек между снами. Это нужно потому, что обычно нам снится череда очень маленьких снов, до минуты, а мозг ощущает их как более длинные истории. Короче, спим мы очень рвано, к тому же постоянно переключаемся между фазами, а во время серфинга с проводником ни в коем случае не должно быть заметных стыков – иначе ничего не выйдет, пространство сна слишком хрупкое и постоянно саморазрушается. Поэтому «Капсула» все время достраивает его реальными объектами, чтобы мозг пребывал в иллюзии, будто все вокруг реально, и во сне продолжалась связная история внутри одной реальности. Время в «Капсуле» идет по-другому, чем здесь, оно ускорено, и вы можете прожить там год, а здесь пройдет всего пара недель. На вас множество датчиков, которые стимулируют нервные окончания, чтобы вы ощущали все, с чем сталкиваетесь во сне. Травмы, удары, поцелуи – что угодно. Можно сказать, вы полноценно живете во сне. Кормят вас смесью питательных веществ через капельницу, но во сне вам кажется, что вы едите и наедаетесь, – у «Капсулы» и мозга отлично получается это имитировать. И самое главное – во сне вы не помните, кто вы. Никогда. Любые социальные установки слетают, остаются только тело, эмоции и вы настоящий. И все ваши воспоминания, чаще всего в зашифрованном мозгом виде. И мысли, даже самые неприглядные.
– Вау, – сдержанно улыбаясь, ответил Соколов, хотя и понимал, что Кире абсолютно не смешно.
– Что же касается пре-сна, – с нажимом продолжила Кира, – это, скорее, репетиция настоящего серфинга: наркоз слабый, вы можете проснуться сами, но только спустя минут десять-пятнадцать после окончания сеанса. Сам серфинг длится не больше двадцати минут, физические ощущения есть, но не такие острые. В пре-сне встречается гораздо больше парадоксов и несостыковок, потому что мозг пациента самоуправствует и не спит глубоко, он может вмешиваться в течение пре-сна. Сновидения в таком режиме очень хрупкие, короткие и быстро разрушаются от резких и неожиданных событий – например, от падения или внезапной смерти. Умирали когда-нибудь во сне?
– Я не…
– Да ну, вы-то уж наверняка знаете, как это бывает. Вы спите, и вдруг за вами кто-то начинает гнаться с пистолетом, или маньяк с ножом, или дикое животное, или полиция, а вы знаете, что убили и спрятали где-то труп, – и вот вы в лабиринте, стены серые, много ответвлений, непонятно, есть ли выход, – ну, классика же, – а потом оно вас догоняет, и вы в тупике, вы поняли, что на предыдущей развилке надо было сворачивать направо, а не налево, и оно стреляет в вас, и вы просыпаетесь с бешено бьющимся сердцем. Да?
Соколов судорожно сглотнул – и Кира убедилась, что попала в цель.
– Сотни раз…
– Я так и поняла, судя по вашему телосложению и образу жизни. Ничего, все эти побочки легко купируются, стоит только начать заниматься и готовиться к погружению. Все это можно убрать.
– Я понял, – Соколов с трудом отлепил язык от нёба. – Кажется, уже достаточно теории. Вы можете показать мне «Капсулу»?
Пространство главной лаборатории било в глаза белизной и блеском хрома – как, в общем, и все остальное в центре. Но то ли потому, что так причудливо преломлялся свет, то ли от того, что рядом с «Капсулой» сейчас никого не было и она стояла на небольшом подиуме, казалось, что аппарат белее самого нетронутого снега на верхушках швейцарских гор. Это был звездный свет, собранный в пучок, с неоновой сердцевиной и алмазными брызгами на куполе.
Они замерли в проходе, не подходя близко, и Кира видела, что Соколов тоже словил эту магию.
– Супернова, – рискнула сказать Кира.
– Что?
– Сверхновая звезда. Она похожа на только что родившуюся звезду. Машина для путешествий в прекрасное далёко.
– Она совершенна. Кажется, вы нашли бога, Кира. Бога, который может исправить все что угодно.
– Ну… далеко не все. Самую большую боль «Капсула» не лечит. Например, боль потери. Вы можете провести в «Капсуле» годы, удалить напрочь все воспоминания, но всегда остается что-то, какие-то следы, мельчайшие крупицы, по которым мозг, как по цепочке, выстраивает то, к чему был когда-то привязан сильнее всего на свете. Так уж устроены мы, люди.
– Обидно, – коротко ответил он. – Но это же можно доработать?
«Твою мать, что ты хочешь доработать? Уничтожить в себе человека? Так ты уже на пути».
Кира еле сдержалась, чтобы не сказать это вслух, и была уверена, что Соколов прочел это на ее лице.
– У вас что, есть какая-то особенная боль? – в лоб спросила она.
– А у вас?
– Нет, со мной все в порядке.
– Со мной тоже.
И снова повисло долгое томительное молчание, и в нем было в тысячу раз больше правды, чем во всех их словах.
– Может, кофе? – от бессилия предложила Кира.
– Угу.
– Нет, вы поймите, – объясняла она, подтягиваясь и усаживаясь на высокий барный стул у кофе-пойнта. Кофемашина узнала Киру в лицо и загудела, перемалывая зерна для ее стандартного заказа: капучино на кокосовом молоке. – Без проводника в «Капсуле» совсем нельзя, это может иметь необратимые последствия для мозга. Вы как бы заблудитесь сами в себе. – Девушка нервно рассмеялась. – Поверьте, это так себе ощущения. Некоторые по полгода потом в психиатричке лежат. Да, многим повезло – они отделались только хроническими головными болями, но это далеко не все.