Девочка. Книга первая
Шрифт:
— Может лучше было отправить ее подальше куда-нибудь в Европу, в ту же тихую Швейцарию, якобы от Университета, по обмену студентами? — между тем продолжал Генри.
— Не было смысла — “хвост” последовал бы за ней. К тому же ситуацию на большом расстоянии сложнее держать на контроле.
— Да, — согласился доктор Митчелл, — на чужой территории ее легче выкрасть или держать под прицелом с целью шантажа. На данный момент надежнее ее держать в Штатах, пока ты не решишь проблему.
— Надежнее ее держать в резиденции, — недовольно произнес Барретт. — Отдай мне Эльзу и Лидию на пару недель. Все необходимое оборудование, если
— Знаю, что твоя резиденция напоминает Форт-Нокс, и это самое безопасное место, но надо дождаться результатов анализов, — уклончиво ответил доктор. — Понимаю, больница не самый надежный тыл в подобной ситуации, но женский организм — вещь непредсказуемая.
— Блядь, не начинай. У меня все планы летят к черту с этим непредсказуемым женским организмом, — то ли устало, то ли недовольно ответил Барретт.
— Я одного не пойму, почему ты ей до сих пор ничего не сказал? Понимаю, все держится в секрете от прессы, но твоей Девочки это тоже касается…
— Ей не надо об этом знать.
— Не спорю, ситуация сложная, и тут неизвестно, что лучше, — сказать правду или утаить. Покушения на тебя, а также мысль, что ей грозит похищение и она окажется предметом шантажа, может подорвать ее психическое здоровье. Но если ты не сказал ей хоть часть правды, не обосновал никак своих поступков, забирая ее из клуба, она будет считать твой дом клеткой, а тебя тюремщиком.
— Все верно. Так и должно быть, — без тени эмоций констатировал Барретт.
— Ричард, эта девочка любит тебя. И я вижу, что она готова простить тебе многое и выдержать многое, в том числе и твой жесткий эгоистичный характер. Но если ты будешь продолжать в том же духе, ты сломаешь все то хорошее, что она к тебе испытывает.
— Это входило в мои планы, — спокойно резюмировал Барретт.
— Я не понимаю, зачем ты это делаешь…
“Зачем?!” — эхом повторила я за доктором Митчеллом, но прежде чем успела что-либо предположить, в кабинет вошли миссис Фриман и Эльза.
— Анализы готовы, — сообщила гинеколог.
Глава 28
— Коагулограмма выявила тромбоцитопению — низкий уровень тромбоцитов в крови, а следовательно повышенную кровоточивость и плохую свертываемость крови.
— Чем это вызвано? — услышала я спокойный, но жесткий голос Барретта.
— Скорей всего гормональным сбоем в связи с беременностью.
ГОСПОДИ! Я БЕРЕМЕННА!
— Но, к сожалению, неудачной. Сейчас она на стадии аборта в ходу, плод спасти не удалось… Мне жаль… — тихо произнесла миссис Фриман. — Плодное яйцо выходит по частям и необходимо выскабливание… Я приостановила кровотечение, предупредила анестезиолога и готовлю операционную… Сейчас я ей введу…
Шум в ушах.
Вдох.
Судорга.
И меня накрыла волна ужаса! Я зажала рукой рот, чтобы не закричать.
Я НЕ УБЕРЕГЛА РЕБЕНКА!
В голове зазвенело, перед глазами пошли пятна, сердце бешено забилось, и казалось, что оно сейчас прорвет грудную клетку. Передо мной встала мама вся в крови, я словно опять попала в детство, в тот страшный черный день, который я заблокировала в своей памяти и запретила себе думать об этом ужасе. Но сейчас, в этой комнате, рядом с гинекологическим креслом, после приговора врача "плод спасти не удалось… необходимо выскабливание… кровотечение… операционная…", память прорвалась через все мои блоки
Когда меня полностью вывернуло наизнанку, Лидия протянула мне стакан воды. Меня пробивала дрожь то ли от слабости, то ли от потрясения, то ли от успокоительного, пальцы дрожали, вода выплескивалась, горло горело, и я была благодарна этой женщине в халате, что она была рядом, придерживала мои волосы и фиксировала плечо.
Наконец, я закашлялась и опустила голову на кушетку. Мне вновь подносили воду, но я мотала головой, и отворачивалась от нового приступа тошноты — мне чудился запах гнили.
Мой больничный халат и волосы пропитались липким холодным потом, и все, что я сейчас осязала — это вязкий кокон смерти.
— Все будет хорошо, моя хорошая, — услышала я тихий голос миссис Хоуп, — все будет хорошо….
Я хотела открыть глаза и возразить, сказать, что у моей мамы не получилось… и после этого уже ничего хорошего не было, но слова застревали где-то в горле, и я лишь сделала слабую попытку отвернуться к стене.
Все остальное мой мозг фиксировал смутно. Помню, как меня начали готовить к операции и все, что я чувствовала — быстрые проворные руки профессионалов. Мне ставили капельницу, перекладывали на каталку, переговаривались короткими фразами, разобрать которые я не могла. Наконец, меня вывезли в коридор, и я внезапно увидела Ричарда — он стоял у стены и тихо разговаривал по телефону. Помню, что хотела ему что-то сказать, но грудь сковало, звуки застряли в горле, а язык прилип к нёбу. Я сфокусировала взгляд, и в этот момент для меня не существовало более ничего в мире — лишь его лицо, четко прочерченное в размытом объективе реальности. Я вглядывалась в его серые глаза, стараясь разглядеть в них квант тепла, но попытки мои были тщетны. Он молча смотрел на меня — смотрел спокойно и безучастно. Я едва заметно кивнула и, закрыв глаза, отвернулась — я поняла, что он хотел мне сказать: мои чувства — это мои проблемы.
Он никогда ко мне ничего не испытывал, а теперь и подавно — зачем ему бракованная женщина, которая и ребенка выносить не может. На душе было пусто, и мне вдруг стало безразлично, что со мной будет. Ушли паника и страх, на смену им пришли апатия, обволакивающая меня своим холодными тисками, словно саваном, и гулкое равнодушие ко всему происходящему.
Меня везли на каталке, рука ныла от иглы капельницы, по виску текла слеза, и мне казалось, что все случившееся происходило не со мной, а с моей копией в безжалостной параллельной реальности, я будто пребывала в каком-то жестоком зазеркалье, которое я рассматривала со стороны.
Колесико каталки почему-то поскрипывало… мелькали люминесцентные лампы одна за другой… Одна за другой… Одна за другой…
Операционная… гинекологическое кресло-стол… массивная яркая лампа… женщины в масках… вопросы анестезиолога… инъекция в вену… меня попросили посчитать от десяти до нуля…
Девять… восемь… семь… шесть… пять… пустота…
— Мама? Как ты сюда попала? — удивилась я, разглядывая ее небольшую фигурку в красивом летнем платье из легкого воздушного шелка голубого цвета.