Девочка. Книга первая
Шрифт:
— Доброе утро, — тихо произнесла я, но, внезапно услышав на заднем плане мужские голоса, предположила, что он на встрече, и быстро добавила: — Если я не вовремя, я перезвоню в другое время.
— Что ты хотела? — коротко спросил он.
— Я бы хотела в субботу поехать домой к отцу. У папы сегодня день рождения и мы хотели на выходных отметить праздник небольшим кругом близких друзей.
— Нет, — спокойно отрезал Барретт, но я, предполагая такой ответ, продолжила:
— Тогда в воскресенье. Может быть, я могу…
— Нет, — все тем же спокойным тоном прервал меня Барретт.
— Отец очень хотел меня видеть… — произнесла
— Не обсуждается, — отрезал он.
Этот человек был непробиваем. Вести с ним беседы было одним сплошным удовольствием — удивительно развернутые предложения и великолепно обоснованные ответы.
— Еще вопросы?
Вопросов у меня не было — но у меня было желание наступить со всей силы пяткой ему на ногу и назвать Тираном. Но я держала себя в руках и, лишь сглотнув досаду, бесшумно выдохнула.
— Нет вопросов, — нахмурилась я и дала отбой.
Несмотря на то, что я была готова к этому отказу, в душе все же теплился лучик надежды повидать отца на день рождения и уехать из этой крепости хотя бы на день раньше, поэтому, отдавая телефон Лату, я опустила глаза, чтобы скрыть свое негодование и плохое настроение от испорченного дня, так хорошо начавшегося.
Четверг проходил неприветливо — небесная канцелярия напомнила нам всем, что осень вступила в свои права, и подтвердила этот факт дождем и штормом на море. Я смотрела на большие вздымающиеся волны, которые разбивались о берег, превращаясь в белую бурлящую пену, и мне казалось, что природа своим ненастьем вторила в унисон моей грусти.
Весь день тянулся, словно липкая вязкая нуга, и я полностью погрузилась в учебу, в сотый раз дав себе обещание больше не думать о моем Тиране.
Вечером, перед сном, я почувствовала ноющую боль в низу живота, грудь уже днем налилась, стала твердой, как яблоки, и к ней невозможно было прикоснуться — вероятно, начались месячные, и организм меня об этом предупреждал. Я тут же подорвалась в ванную, но тревога оказалась ложной — мое белье было лишь немного запачкано.
Потянувшись к несессеру, который для меня упаковала в свое время Джулия, я облегченно вздохнула — слава богу, что несессер, в котором были и прокладки в том числе, я переложила в ванную комнату, а то бы и он ушел с сумкой.
Сон не шел, я металась из стороны в сторону по своей большой постели, прокручивая снова и снова один и тот же вопрос у себя в голове: "Почему он не отпустил меня к отцу?" Но другого ответа, кроме того, который лежал на поверхности, у меня не было — хозяин жизни решил таким образом показать, что он распоряжается своей собственностью по своему усмотрению: захотел не отпускать в Порт-Таунсенд к отцу и не отпустил. В такие моменты меня накрывало злыми эмоциями по отношению к Барретту, и мне хотелось сделать ему больно, чтобы он испытал хоть толику той муки, которую он причинял мне своей жесткостью и эгоизмом. Но стоило мне закрыть глаза, как мой Призрак возвращался ко мне, злые эмоции отступали, и я желала только одного — обнять его и уткнуться носом в его плечо.
В пятницу, спустившись вниз чуть позже обычного, Лата на кухне я не обнаружила. Лишь теплый свежеприготовленный омлет и печеные яблоки с медом и корицей были свидетельством того, что парень выполнил свои обязанности шеф-повара и удалился к себе. Завтракая в полном одиночестве, я наблюдала за дождем и ненастьем из теплой кухни и думала только об одном —
Во второй половине дня погода изменилась — из-за туч выглянуло уже садящееся за горизонт солнышко и окрасило небо в яркие багряные и лиловые оттенки, словно сам Моне расписал небесный купол своей умелой кистью. Я смотрела на тихое поблескивающее в вечерних солнечных лучах море, мягкие накатывающие волны и в очередной раз захотела прогуляться босиком по прохладному песку, почувствовать ветер в своих волосах и теплые лучи осеннего заката на своей коже.
Спустившись вниз к позднему обеду, я спросила у Лата:
— Лат, подскажи, как мне выйти за пределы резиденции?
Парень резко обернулся и серьезно посмотрел на меня.
— Зачем?
— Прогуляться по пляжу, — пожала я плечами. — Я, конечно, понимаю, что помещения проветриваются, но сегодня на редкость теплый день, и хотелось бы походить не только на беговой дорожке.
— Извините, нет, — нахмурившись, ответил парень.
Тут я вспомнила, что несколько дней тому назад я просила Лата выпустить меня прогуляться по территории резиденции в саду, но получила отказ и пояснения Лата, что сперва он должен позвонить кун-Ричарду. Я отказалась от этой идеи — напоминать о себе после его похождений в казино с девушками Романофф мне совсем не хотелось, поэтому я предпочла уйти к себе в комнату и больше к этому вопросу не возвращалась. Теперь, понимая отказ Лата, я уточнила:
— Нужно позвонить Ричарду и получить разрешение?
Лат утвердительно кивнул, но в его глазах я видела то ли неуверенность, то ли смятение, и я немного удивилась такой реакции.
Выходить на связь с Барреттом не хотелось, но желание погулять было велико, поэтому я кивнула и тихо произнесла:
— Хорошо, я поговорю с ним.
На третий гудок он ответил своим коротким "Барретт".
— Добрый вечер, — поздоровалась я.
Он молчал и, вероятно, ждал от меня объяснения причин моего звонка. На заднем фоне я слышала голоса мужчин и какой-то посторонний шум, похожий на работу двигателей. Меня в очередной раз кольнуло неприятное чувство, что меня не отпустили на день рождения отца, но я спрятала глубоко внутрь свою досаду и спокойно сказала:
— Я бы хотела пройтись по берегу пляжа, — приступила я сразу к делу.
— Нет, — отрезал он.
— Хорошо, тогда можно я погуляю в саду?
— Нет.
— Почему?
— Не обсуждается.
Боже, как же я устала и от этого слова, и от этого тона, и от моего Дьявола. Мне внезапно стало так плохо от этой холодности и ненужности, и я тихо спросила:
— Зачем ты так со мной? — в моем тоне не было ни раздражения, ни агрессии, а лишь усталость, беспросветная усталость от его равнодушия.
В горле стоял ком, глаза жгло от желания заплакать, но я не хотела показывать ему свою слабость, не хотела устраивать истерику или бросать очередные обвинения, я просто хотела понять причины такого отношения ко мне.
Барретт молчал некоторое время, а потом равнодушно спросил:
— Это все?
Я закрыла глаза, и слезы потекли по щекам. На заднем фоне я услышала, как кто-то обратился к нему:
— Мистер Барретт, пора.
— Это все? — переспросил он меня.
Его голос был холодным и деловым. Обосновывать и объяснять свои решения он не собирался. Мне казалось, что я бьюсь в металлическую стену, и удары отзываются гулким эхом у меня в голове.